Продолжить повествование о ферме Вейкко хочется кратким обзором этого хозяйства и рассказом о людях, работавших там. Как я уже говорил, находилась она неподалёку от нашей прошлогодней фермы – Рополы. Каждый раз, когда мы возвращались из России, проезжали поворот на Рополу (налево от дороги), а спустя пару километров был поворот направо, съезд с шоссе на грунтовку – это начиналась «улица» Raiviontie.
Прошло несколько месяцев с моей чудесной поездки в Словакию и Чехию. Приближалось лето, и мой инстинкт летнего мигранта вновь заработал – захотелось поехать опять потрудиться, ну и ближайший вариант – это, конечно, Финляндия. Такие поездки на месяц-полтора давали хороший отдых, смену обстановки. После умственного труда в течение года здесь можно было потрудиться физически, поддержать свою форму. Кроме того, в таких поездках всегда встречались интересные люди, с некоторыми из них общаемся и по сей день. В конце концов, эта работа приносила и некоторое количество денег – на книги и другие путешествия.
С наступлением Нового 2003 года приблизилось и время моего отъезда домой. Не случайно я назвал цикл этих заметок «На поезде» — мне пришлось пользоваться исключительно этим видом транспорта во всё время путешествия – и едучи из дома, и будучи за границей, и возвращаясь домой. В самые первые дни нового года мы отправились в Прагу.
В последующие дни продолжилось познание мною Словакии, и, в частности, Трстены. Позавтракав на уютной кухне, мы отправились погулять по городу. Увидели центральную площадь, на которой находится местный отель, супермаркет, небольшой костёл, который, кстати, во время мессы бывал настолько переполнен, что люди даже стояли на улице, а также некоторые другие учреждения. Недалеко от отеля, в углу площади стояла наряженная рождественская ёлка. Чуть в стороне был храм бо́льшего размера, чем маленький костёл, но его посещаемость была намного меньше. Я до сих пор не разобрался, то ли это приход монахов-францисканцев, то ли вообще лютеранское заведение. Маленький костёл, кажется, освящён в честь святого Мартина – популярный святой в Словакии, его именем называется также и один из древнейших храмов в Братиславе.
Марьян тогда жил в общежитии при университете, и мы добрались до него пешком – это не далеко от вокзала. Было очень рано, поэтому можно было, попив чаю, немного подремать. Помню, тогда меня ещё насмешила с точки зрения русского языка фраза, когда Марьян предлагал напитки (сейчас уже не помню, видимо, чай, кофе), в числе которых был и umelý jus – звучит как «умелый джус». Это не что иное, как «искусственный сок», то есть, концентрат, который надо разбавлять водой. Ну со словом «джус» понятно – это заимствованное из английского, а вот почему же «умелый», и что же он «умеет»? А для этого надо знать словацкий язык. Оказывается, umenije – это искусство. У меня даже есть такая книга «Dejiny umenija», то есть «История искусства». Отсюда и «умелый» — значит «искусственный». В общем-то, логика языка понятна. В словацком такие смешные для нас омонимы встречаются на каждом шагу, уже двадцать лет не устаю ими восторгаться, а иногда и улыбаться!
Прошло лето 2002 года, наступила осень, и я стал активно думать о том, что уже давно назревало – о поездке в Словакию. Заранее мы договорились об этом с Марьяном. Это было давнее время, всё ещё не было Евросоюза и Шенгена. Я планировал поездку не только в Словакию, но и Чехию (в Прагу). Для этого мне пришлось делать визы отдельно для каждой страны. Сперва была эпопея со словацким консульством, недели две мне изготовляли визу, и в третьей декаде ноября она была у меня на руках. Затем ещё недели две ждал чешскую визу, соответственно в чешском консульстве. Причем, в Словакии я мог находиться с момента получения визы три месяца, а чешская была транзитная – там я мог пробыть пять дней, но в любое время в течение ближайшего полугода.
Итак, Тармо привёз нас с Витей на новую для нас ферму. Приехали мы туда вечером, уже в темноте. Это был, кажется, конец июля, или самое начало августа. Хозяина звали Юхани, дядя нашего Тармо, его жена – Мария. По виду ему было лет под 60, а она была моложе его лет на 10-15. Кажется, это был у него второй брак, и не знаю, были ли у него дети. Это всё мы узнали позже. Пока же нас разместили в доме для работников. Это был отдельный дом, конечно выкрашенный в красный цвет.
Итак, я вновь еду в Суоненъёки, на ту же ферму, где работал в прошлом году. Но только там всё порядком изменилось. Как я уже упоминал, у старого Ханну было трое детей: дочка Таня, сын Тармо (что в переводе на русский значит «энергия») и сын Ярки (по-русски – «разум»). Такой вот он был экстравагантный папаша. И вот когда отец достиг пенсионного возраста, сын-Энергия, видимо, настолько стал энергичным, что решил спровадить папашу из родного дома в дом престарелых, и отобрать у него ферму. По финским законам, очевидно, это возможно. Была куда-то спроважена и не совсем старая Хилья. В общем, Ханну я больше не видел, а Хилью где-то случайно встречал один раз в магазине, да еще она раз, или два заезжала к нам на ферму. Она, кстати, меня узнала и мы с ней мило побеседовали. Но об их дальнейшей судьбе я больше ничего не знаю, хотя Света из Лахти поддерживала с Хильей связь.
Несмотря на то, что век уже 21-й, и, в целом, прогресс, многое ещё не очень ушло вперёд — Антарктида, например, до сих пор, скорей, подтверждает свой вид из космоса — белое пятно. Человек, в меру своих сил, только начинает его закрашивать. Уже двести лет, но можно сказать всего, эта чистая матрица впитывает в себя одержимых, повязанных на девизе «Если не мы, то кто?»
Так мы проработали несколько дней. Галина продолжала нас терроризировать. В ее речи кроме визгливых истерических интонаций была еще интересная особенность: она постоянно использовала финские слова-паразиты mutta и elika. Первое слово значит «но», «однако», а значение второго я так и не выяснил. Эти два слова были неразлучными друзьями почти в каждом ее предложении. Говорила она, например, так:
