В Москве открылся V Зимний международный фестиваль искусств под артистическим руководством народного артиста СССР Юрия Башмета. Это 18 театральных и концертных вечеров, самые престижные залы, несколько оркестров, десятки артистов мировой величины — король фламенко, испанский певец Дукенде, кубинский квинтет саксофонов, австрийский баритон Маркус Верба, ведущий пианист-концертмейстер театра Ла Скала Джеймс Вон… В случае с Башметом «культура отмены» не работает? С этого и начался наш разговор с маэстро.
— Юрий Абрамович, как вам удается в такие времена собирать исполнителей со всего мира?
— Приехали не все, кого мы приглашали. Люди говорят — мы бы с удовольствием приняли участие в фестивале, но мы боимся возвращаться. Были прецеденты с увольнениями и угрозами. Однако, несмотря ни на что, приехало достаточно много иностранцев, и я их понимаю, потому что такой зрительской любви мало, где можно получить. Этот фестиваль не мой, а наш со зрителями, а еще наш с мэром Сергеем Собяниным. Он нас поддержал буквально сразу.
Нам снова удалось сделать фестиваль многожанровым — спектакли, программы с классической музыкой, джаз, который я очень люблю. Запланирован неожиданный концерт музыки Александра Зацепина, будет также концерт, в котором мы собрали музыку советских и российских композиторов, написанную для МХТ им. Чехова, этот вечер будет посвящен 125-летию театра, но пройдет в Зале Чайковского. А в самом МХТ им. Чехова мы покажем совсем еще молодой спектакль «История любви». Константин Хабенский, Игорь Верник, Игорь Золотовицкий, Авангард Леонтьев прочтут рассказы наших классиков о любви. Музыка для спектакля была специально написана композитором Кузьмой Бодровым, она прозвучит в исполнении «Солистов Москвы». Поверьте, это очень удачный проект.
— Открыли фестиваль вы тоже на сцене МХТ им. Чехова спектаклем «Не покидай свою планету», музыку к которому написал тот же Кузьма Бодров, а текст Экзюпери читает Константин Хабенский. Спектаклю уже восемь лет, но, на мой взгляд, с каждым годом он становится все актуальнее…
— Для меня это особое достижение, я серьезно, потому что на протяжении восьми лет дважды в месяц исполнять одну и ту же пьесу — это, поверьте, чудо. Причем ведь жанр, по сути, придуман нами.
Конечно, мы когда-то делали и продолжаем делать музыкально-поэтические вечера, но здесь другое, это реальный спектакль. И он зависит от того, в каком я и Костя Хабенский находимся настроении и состоянии. Он, допустим, шепотом скажет фразу, и передо мной возникает вопрос, вторить ему или в контрасте вступить? Мы все время экспериментируем, импровизируем, поэтому спектакль живет.
— Бессмертная фраза Экзюпери о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, лично для вас, руководителя нескольких коллективов, — как и чем сегодня откликается?
— Когда кто-то из твоего коллектива ведет себя сейчас не так, то вопросы задают мне, как руководителю. Но я ответственен за то, чтобы у меня трубач или скрипач сыграли вовремя и чисто, и чтобы творчески это соответствовало заданному мной уровню, а за то, что музыканты делают, выходя из оркестра, мне отвечать сложно. Этим пусть занимаются компетентные органы.
Что касается актуальности, то у нас удивительная случилась история с Полиной Агуреевой, с которой мы сделали спектакль «Живые и мертвые. Солдатами не рождаются», мы его представляли впервые на прошлом фестивале и на этом снова показываем. Репетировать его мы начали задолго до специальной военной операции и совсем другие вкладывали в него смыслы, но время само расставило акценты. Тексты Константина Симонова оказались созвучны сегодняшнему дню.
— Ваш новый проект с Полиной Агуреевой — «Соборяне» по Николаю Лескову, мировая премьера состоится на фестивале 5 февраля. Вот лишь одна фраза из оригинального текста: «…У нас в необходимость просвещенного человека вменяется безверие, издевка над родиной». Александр Солженицын писал о «Соборянах», что в них отлично видно «ядовитое разложение» так называемых «передовых людей». В спектакле останутся эти акценты?
— Я бы и хотел, чтобы зрители по-разному понимали спектакль. А вообще поставить его предложила Полина, когда мы репетировали «Живых и мертвых», я сразу согласился. Но давайте подождем премьеры, там все будет понятно. Сейчас могу озвучить лишь свои собственные мысли.
Если ты критикуешь свою Родину, то совсем не обязательно, что ты просвещенный человек. Уехал ты за границу, оттуда поливаешь страну грязью, получаешь за это какие-то блага, а дальше что? Во-первых, блага — это временно. Во-вторых, ты все равно всегда эмигрант. Я как-то спросил у Святослава Теофиловича Рихтера, почему он не остался за границей, допустим, в Германии, где могила его матери, — и он ответил: да потому что я хочу оставаться свободным человеком. Я тогда не сразу понял и переспросил, а что это значит? — Как же ты не понимаешь, сказал он мне: если бы я остался за границей, я бы не смог играть для моего родного зрителя, а так — я и там, и тут могу играть, я свободен как артист.
— Но свободен ли художник от времени, в котором он живет?
— Сейчас мы все проживаем тяжелые времена, к сожалению, но именно такие моменты истории вызывают волну творческих достижений и в живописи, и в литературе, и в музыке, и в театре. Потому что это тема. И потому что творцы все равно это время проживают, и оно остается на подкорке. Произведения, написанные в трудные времена, часто становятся классикой, потому что в них есть тот импульс, который будоражит и через сто, и через двести лет. Яркий пример — Чайковский, который дописал «Русский танец» для «Лебединого озера», узнав, что началась очередная русско-турецкая война. «Русский танец» сегодня, как вы знаете, отдельно исполняется для скрипки с оркестром. Это лучший ответ на вопрос о художнике и времени. Патриот — Петр Ильич!
— А вы патриот?
— Абсолютный, стопроцентный.
— Вам за это от «передовых людей» достается?
— Достается. Но мне даже это как-то приятно, потому что не я же на них нападаю, а они, — значит, они слабые.
— Доносы пишут?
— С доносами не сталкивался, но есть, кто говорит какие-то гадости. Но я к этому давно привык, я их за три дня прощаю, потому важно прощать и идти дальше, оставаясь честным с самим собой. Тем же патриотом меня никто не заставляет быть, это мой путь, и я на этом пути никогда не петлял.
Это, кстати, для всех с самого начала было очевидно. Когда я учился в аспирантуре в Московской консерватории, главный дирижер Берлинской филармонии Герберт фон Караян предложил мне уехать к нему, стать концертмейстером и суперсолистом, — это значит, что ты полгода работаешь в оркестре, полгода свободен для сольной деятельности, плюс еще с маэстро пластинки записываешь, — кто бы от такого отказался в молодости?
Но, когда я рассказал о своем отказе Борису Ивановичу Куликову, тогдашнему ректору консерватории, он сказал лишь одно: «Ну, я так и думал».
— Караян, как известно, был членом ультранационалистической НСДАП, а когда его уже после войны спросили: как это вы, маэстро, могли быть в такой партии, — он ответил, что в этом нет ничего необычного, полстраны в ней состояло. Какие компромиссы может себе позволить художник-патриот, когда вступает в отношения с государством?
— Тут нет однозначного ответа. Самый яркий пример здесь — Сергей Прокофьев, который посвятил свою кантату «Здравица» Сталину. И текст ее абсолютно связан со Сталиным, но музыка прекрасна! И спустя время мы уже не задумываемся о том, почему он написал, для кого, — уже произведение само за себя говорит.
Есть история Рихарда Штрауса, который руководил всеми музыкальными театрами и филармониями Австрии, а жена у него была еврейка. И когда пришли забирать жену по национальному признаку, то он быстро связался с Гитлером, с которым был до этого знаком, и они договорились о том, что жену не тронут — но Штраусу придется оставить все свои государственные посты. После этого они уехали в деревню, жена практически не выходила со своего участка, а Штраус продолжал писать музыку. Потом была еще одна попытка арестовать жену, но он снова напомнил, что у него договор с Гитлером.
Повторяю, тут простого ответа нет. Но точно знаю, что художнику не обязательно ради карьеры быть членом правящей партии. Я никогда не состоял в партиях и знаю массу коллег, которые тоже не состояли. Но это, впрочем, не дает нам повода не чувствовать своей ответственности перед государством.
— Одно из самых ярких событий Зимнего фестиваля уже состоялось в стенах Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина. Опишу для читателей — вы вместе с «Солистами Москвы» на фоне произведений итальянских мастеров исполняли «Воспоминание о Флоренции» Петра Ильича Чайковского. Это было невероятно красиво. Но, как оказалось, это только прелюдия к главному событию вечера…
— Да, изначально мы должны были сразу перейти к главному, но решили, что будет неправильно, если в этот вечер в музее не прозвучит живая музыка. Я в некотором роде чувствую здесь свою ответственность: великий директор музея Ирина Александровна Антонова при мне уговорила Святослава Теофиловича Рихтера делать легендарные «Декабрьские вечера». Мы же 13 января презентовали здесь проект «Музыка страны от края до края». В чем его суть?
При поддержке Русского географического общества, мы с «Солистами Москвы» побывали в самых отдаленных точках нашей страны. Это остров Итуруп на Сахалине, полуостров Рыбачий в Мурманской области, Куршская коса на Балтике, побережье Камчатки… Причем мы добирались до мест, где никто не живет, вездеходами, вертолетами, морем. Условия были тяжелейшие. И там, на краю света, среди красот, которые даже нельзя описать, мы исполняли Серенаду для струнного оркестра Петра Ильича Чайковского!
Оказалось, что птицы очень любят слушать Чайковского. Одна большая птица подлетает, кружится над нами, улетает — и возвращается с целой стаей, и они уже вместе кружат над нами, пока мы играем. Но главное другое — все это было снято, и в итоге получились замечательные клипы. Вот их мы и презентовали в Пушкинском музее.
— Это потрясающий проект. В то время, пока весь мир пытается запретить Чайковского, вы его музыкой осеняете одну шестую часть света. Мощно…
— Наше все Петр Ильич Чайковский — он именно от края до края, и не только нашей страны. Потому что он затрагивает стороны человеческой души в максимальном диапазоне. Но при этом он — совершенно русский композитор, впитавший в себя все русское, и через это русское открывший душу всего человечества. Я бы очень хотел, чтобы наш проект расширялся, чтобы он пошел по всем странам. Чтобы мир под музыку Чайковского увидел богатства и величие нашей страны. Уверен, так и будет.
— Маэстро, а какова ситуация с вашими гастролями по миру? В прошлом году вы рассказывали, что ничего не отменено, а лишь идут бесконечные переносы…
— С тех пор ничего не изменилось. Япония, например, в третий раз переносит сроки гастролей. И если другим странам я могу сказать «нет» и все, — это уже будут мои санкции против них, — то с Японией мне сложнее. Император этой страны Нарухито — мой коллега, альтист, мы с ним вместе играли, когда он был еще кронпринцем. Да и публика ни в чем не виновата. И уж тем более не виноваты композиторы.
Вспоминается случай в Зальцбурге. Я дирижировал местным оркестром, исполняли Симфонию Шуберта. Прекрасный получился концерт. И уже на поклоне я вдруг слышу крики. Присмотрелся: какой-то человек стоит в зале, держит транспарант с провокационной надписью на украинском языке и пытается перекричать аплодисменты. Все на него шипят, возмущаются — но ему хоть бы хны. И я вижу, что музыкантам стало очень неловко от этой ситуации, даже стыдно, они испугались, что этот случай может меня расстроить. И когда я вышел на аплодисменты в последний раз, то интуитивно поднял партитуру только что исполненной Симфонии Шуберта. Зал зааплодировал в три раза громче — потому что увидел: Шуберт выше всей этой истории…
Максим Васюнов, «Российская газета» (rg.ru)
Читайте также:
Просмотров - 771 Помочь сайту