Чуть позже, в разгар основного сбора, приехала на ферму еще одна русская семейная пара – Света и Гена Самсоновы. Точнее, Света была наполовину финка. Жили они в России, но как раз в это время решили переехать в Финляндию. Лицам с финскими корнями и членам их семей это сделать можно. В Финляндии они бывали уже много раз, на этой ферме работали и в прошлые годы, с Ханну и Хильей были знакомы так хорошо, что жили у них в доме, в специальной комнате. Это было знаком особого доверия. В этом, 2001 году, они уже оформляли документы на ПМЖ и прожили целый год в Финляндии, в г. Лахти.
Поначалу я не очень их разглядел, с виду показались молчаливыми, необщительными – это была такая первая реакция. Ну ладно, думаю, посмотрим, что за птицы. На следующий день, как обычно, становимся на грядки, я вырываюсь вперед, некоторые лидеры тоже двигаются следом за мной, пытаясь настроиться на мой ритм. Параллельно со сбором, я, как и в Англии, постепенно превращаюсь во «всесоюзное радио» и рассказываю обо всем на свете, вступая в диалог с другими товарищами. И вот постепенно я наблюдаю, как эта «молчаливая» Света, во-первых, старается не отставать от моего темпа, а во-вторых, постепенно начинает реагировать на мои рассказы и тоже активно вступает в диалог. День ото дня наши разговоры на грядках все больше развиваются, охватывая самые разнообразные темы. Постепенно сложился коллектив «топ-пикеров»: я, Света, Лена Руди, Маша Газина, Наталья Казанская. Это была моя интеллектуальная команда. Мы входили в какие-нибудь роли: то это были с моей стороны монологи от лица театрального критика Виталия Вульфа, который комментировал все события на нашей ферме, то с Машей Газиной мы входили в образы героев «Войны и мира», и банальный Толик с Украины у нас превращался в «Анатоля», то со Светой, большой любительницей Достоевского, мы превращались в его героев, и называли друг друга не иначе как «тётенька» и «дядюшка» — намекая на героев «Игрока» и «Дядюшкиного сна», то с Леной Руди мы становились актёрами МХАТа и все работники фермы также превращались в героев различных спектаклей по нашей прихоти. В общем, работать было не скучно, мало того, работа пролетала совершенно незаметно в таких веселых играх.
У Хильи были два кота, которых звали Мирри и Юппи. Однажды Юппи подрался с Мирри и выцарапал ему глаз. Эту по-шекспировски драматическую историю мы назвали «Война и Мирри». А Света рассказала, что в первый год, когда они только приехали к Ханну и Хилье работать, однажды слышат, как Хилья призывно кричит: «Русские, русские, русские!» Они подумали, что она их зовет, что, может, забыла их имена и назвала по национальности. Прибежали, спросили, что ей надо, а она сказала: «Я не звала вас, я своего кота кричу, его звать Рускеа». Хилья была любительница котов и немного юмористка.
В свободное время, вечерами, я писал много писем: домой в Россию, Марьяну в Словакию, Ане Заичко на Украину, Максиму Филюшину и Алексею Чайкину в Англию (так забавно получилось: год назад я был в Англии, а Макс с Лёхой работали на этой ферме у Ханну, а теперь мы как будто поменялись ролями, я попал на их место, а они, хоть и не на мое, но все же в Англию). Так что скучать было некогда, писем, как отправлял, так и получал – много. Сейчас они все у меня хранятся в домашнем архиве. Кроме того, со мной был еще Диккенс. Вернувшись из Великобритании, побывав в его родных местах, как в Лондоне, так и в графстве Кент, я дома купил наш знаменитый тридцатитомник Диккенса, темно-зеленого цвета, изданный в 1950-е-1960-е гг., где собраны все его сочинения, а также письма и публицистика. Уезжая в Финляндию, я взял с собой два тома Дэвида Копперфильда, и наслаждался вечерами чтением, вспоминая милую сердцу Великобританию.
В Финляндии было еще одно замечательное развлечение – баня. Она стояла на берегу озера, покрашена была, как и все хозяйственные постройки, в темно-красный цвет. Топилась она быстро, минут 20 и уже в ней тепло, а минут через 40 – жарко. Я, как деревенский человек, вязал березовый веник с колечком не из веревки, а из березовых же прутиков, что очень нравилось многим обитателям фермы. В нашем большом хозяйственном доме с кухней была и душевая, но мы предпочитали по возможности баню, особенно когда затягивали дожди, после работы, промокшие, мы с огромным удовольствием бежали в спасительную баню, сушили там одежду и с радостью парились березовыми вениками.
В разгар сезона мы все работали на клубнике. Еду готовила нам Хилья. Она как эстонка, знавшая русских и русскую кухню, каждый день варила нам супы, готовила вкусные вторые блюда. Причем, любую еду она называла не иначе как «блюдо». Можно было услышать каждый день в обед:
— Ну, идите уже, я приготовила вам блюда!
Каждый день на сладкое были либо мороженное, либо йогурт (они чередовались через день), причем мороженное было на выбор – шоколадное, либо молочное, белое. На завтрак была какая-нибудь каша, или молочный суп, яичница, сосиски и что-то подобное. Распорядок дня был такой. С утра мы работали до обеда часа четыре. Потом был обед минут 40. Мы успевали за полчаса поесть и минут 10 поваляться на кровати, вытянуть уставшую спину. Потом еще работали часа два, после чего была кофейная пауза минут на 20. После нее ещё часа два собирали ягоды и на этом рабочий день заканчивался. Примерно в середине сезона приехала из Эстонии родная сестра Хильи, Майя, и тогда стала готовить нам еду она. Старожилы фермы говорили, что Майя вообще отменный кулинар, еще лучше Хильи, так что еда стала еще вкуснее и разнообразнее.
Что касается Ханну, то он, не говоривший ни на каких языках кроме финского, с нами почти не общался. Все вопросы решались через Хилью. Помню один забавный случай. Мы собрали одно поле, готовы были идти на второе. Но надо было узнать – нужно ли его собирать. Мы подошли к дому, все вместе. Вышла Хилья, мы стали спрашивать, нужно ли собирать второе поле. Хилья ответила:
— Ну, подождите, пойду, спрошу у Ханну.
Через минуту выходит и изрекает нам:
— Ханну будет думать.
Прошло еще минут десять, выходит и подытоживает:
— Ну, Ханну уже подумал – не надо собирать!
Таким образом, мы поняли, что финская мысль не очень быстра. А у меня лично фраза «Ханну будет думать» стала крылатой, я часто ее употребляю, говоря так сам о себе, когда мне надо что-то, действительно, обдумать. А еще, как я сказал, дом стоял на вершине пологого холма, и из него были видны практически все поля, так вот Ханну сидел дома и наблюдал за нами в бинокль – хорошо ли мы работаем.
Иногда Ханну любил съездить в город, посидеть в баре. Обычно из бара его забирала и привозила домой Хилья (до города Суоненъёки 18 км) Надо же было так случиться, что именно в тот день приехала ее сестра Майя, и они вечерком дома с ней тоже пропустили по стаканчику. Когда Ханну приказал Хилье ехать за ним, она сказала, что тоже слегка навеселе и в город ехать не может. Ох, что тут было! Ханну извергал проклятия уже по телефону. Он злился, что теперь ему придется заказывать такси, а это очень дорого. Когда же он приехал, то устроил Хилье настоящий разнос: его громогласные крики разносились над озером, а по дому летали кастрюли и прочий инвентарь. Света с Геной, жившие, как я уже говорил, в их доме, вынуждены были заткнуть уши, чтобы попытаться уснуть. На следующий день, когда я собирал клубнику, ко мне подошла Хилья, и стала жаловаться на семейную жизнь, а также предостерегать меня:
— Если захочешь жениться, лучше не женись. Если что – чемоданы взяль и пошёль!
В общем, жить с Ханну – тяжкое дело, и у Хильи не было идиллии в семейной жизни. Я спрашивал, что они делают зимой, когда нет клубники, нет работы? Хилья отвечала, что иногда они рыбачат на озере, иногда ездят в гости, а также она читает книги, но долго читать не может, потому что «из глаз течет вода» — она, видимо, не знала слова слезы. Был у них дома большой телевизор, они смотрели фильмы, в том числе и российские. Любой фильм у них всегда идет на языке оригинала, только снизу бегущая дорожка с титрами. Озвучки, дубляжа у них нет, как, видимо, и по всей Европе.
Так протекали наши будни. Иногда в выходной мы собирались небольшим коллективом и ходили (18 км!) в город. Бывало, что нас кто-то подбирал и подвозил по дороге, но часто проходили всю дорогу туда и обратно пешком. В городе мы посещали магазины, чтобы купить что-то вкусное для себя (еды нам хватало с избытком, кормили нас хорошо), заходили в библиотеку, где можно было бесплатно посидеть в интернете, узнать, какие новости дома в России (по-моему, тогда, в 2001 г., у меня еще даже не было электронной почты), ну и просто отдыхали от ежедневной рутины на грядках, развеивались. В пик сезона в Суоненъёках проходит «Клубничный карнавал» — местное развлекательное мероприятие, но ни чем особенным он не привлекал, я так ни разу за все годы его и не посетил. Иногда, бывало, в городе мы даже встречали знакомых из Питера – многие тогда приезжали сюда работать на клубнике, а Суоненъёки – «Клубничная столица Финляндии».
Постепенно ягод становилось все меньше, число работников сокращалось, и наконец, осталась небольшая группа, человек в 5-6, куда входили Гена, Света, Наташа Казанская, я, и еще человека 2. Мы добирали последние ягоды, пропалывали клубнику, сажали молодые усики – залог будущего урожая, и выполняли прочую работу. Остались, так сказать, наиболее надежные работники. В свободное время иногда мы прогуливались по окрестным лесам, посещали ту самую Мусеоканаву. Чище воздуха, чем в финских лесах, я почти нигде не чувствовал. Как-то однажды даже выбирались на машине со Светой и Геной в близлежащий крупный город Куопио – пройтись по магазинам, да и просто прогуляться по городским улочкам. Белые ночи, которые там, на 500 км севернее Питера, еще белее, постепенно закончились, стали черными, непроглядными. Наступал уже август. Вечерами мы собирались в общей кухне, беседовали, пили кофе. Кстати, именно с того, 2001 года, я регулярно пью кофе. Именно в Финляндии я «раскусил» этот замечательный вкус и аромат. С тех пор, когда бы я ни поехал в Финляндию, или в другую страну, всегда привожу оттуда кофе. Я как раз к этому времени дочитал своего Копперфильда. Можно было покидать ферму, так как работа почти кончилась. Я уж точно не помню, как я в тот год добирался домой. По-моему, Света и Гена довезли меня до Суоненъёков на машине, оттуда я доехал поездом до Коуволы, а через Коуволу идут автобусы в Питер. Так вроде бы и добрался.
На фоне Великобритании, да еще с таким долгим пребыванием в ней в прошлом году, конечно, Финляндия не так сильно впечатлила, но, тем не менее, это была новая для меня страна, уже вторая по счету, со своими особенностями, с новыми людьми, так что своеобразные впечатления все же остались. С этого года несколько лет подряд у меня была традиция летом приезжать поработать в Финляндию, приключений и впечатлений впереди меня ждало еще много. С некоторыми из тех работников 2001 года я не утратил связь. Какое-то время мы обменивались письмами с Натальей Казанской, а также раз, или два виделись в Питере. Она потом тоже жила в Финляндии, видимо живет и сейчас, точно не знаю. Переписывались некоторое время также с Леной Руди из Таллина. А со Светой из Лахти переписываемся и по сей день, вот уже 19 лет! В толстой папке хранится около 70 писем от нее, последнее датировано концом прошлого года. Надо собраться с мыслями и ответить, переписка будет продолжаться. Так закончился сезон 2001 года. Ну а о других финских приключениях расскажу в следующих заметках. Как говорится, оставайтесь с нами!
Вадим Грачев
ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ:
Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 2
Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 1
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть первая. Как мы доили коров и что из этого вышло
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть вторая. Как мы перестали доить коров и что из этого вышло
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть третья. Снова на старой ферме
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть четвертая. Лето продолжается: собираем малину в Рополе
Читайте также:
Просмотров - 7 227 Помочь сайту