Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 1

Итак, описав свою эпопею в Великобритании в 2000 году, я решил не останавливаться, и продолжить рассказы о моих путешествиях за границей. Их за эти 20 лет было уже много, преимущественно по Европе. В первой половине 2000-х я часто ездил на летних каникулах в Финляндию, преимущественно что-нибудь собирать: клубнику, малину, иногда даже горох, а также на другие виды работ. Потом, уже со второй половины 2000-х я перестал ездить туда «на работу», а уже только как турист, либо в гости к друзьям.

Поездка в Великобританию, конечно, очень сильно на многих из нас повлияла, нам непременно хотелось хотя бы летом на 1-2 месяца побывать где-нибудь за границей, поработать, чтобы вспомнить наше счастливое пребывание в Англии. В те годы я много общался с моими друзьями Максимом Филюшиным и Алексеем Чайкиным. У Алексея мама была то ли на половину, то ли на четверть кровей финкой. Она часто бывала там, знала многих финнов и помогала иногда устроиться на работу. Помню, что та первая поездка состоялась именно при ее помощи. Она достала нам приглашение от фермера (мы собирались ехать небольшой группой из 4 человек, куда входила и ее племянница, двоюродная сестра Алексея), благодаря чему мы получили визы в консульстве.

Добираться до Финляндии, живя в Питере, конечно, очень просто. Достаточно заказать такси, что мы и сделали. Одним хорошим солнечным деньком в середине июня 2001 года мы и направились туда. Ферма наша находилась возле города Суоненъёки, который называют «клубничной столицей Финляндии», в самом центре страны. Мы заранее договаривались с фермером о приезде через его жену по телефону. Она была эстонка, поэтому говорила по-русски. Есть у финнов такая традиция жениться на эстонках, я потом много-много раз встречался с таким фактом. Это была семейная чета Ханну и Хилья Хуттунен. Мы шутливо их прозвали на русский манер Ханну Иванович и Хилья Васильевна. Причем, как я понимаю, Хилья вышла за него замуж довольно поздно, своих детей у ней не было, а у него от первого брака было трое детей. Ханну был очень оригинален в присвоении имен своим детям, примерно как мистер Фарнон у Джеймса Херриота, который любил оперы Вагнера и давал своим сыновьям имена Тристан и Зигфрид – как у героев вагнеровских опер. Я не знаю, что любил Ханну, но его старшего сына звали Тармо, что в переводе означает «энергия», второго – Ярки, что значит «разум» и была еще дочка, которую звали Таня. Было тогда Ханну лет под 60, а Хилье лет 50.

По адресу мы знали, что ферма находится где-то в районе Суоненъёков, знали, что ехать надо в направлении Музеоканавы. Так постепенно я начал постигать тонкости нового для себя языка – финского. Потом по словарю я переводил многие финские названия, как правило, не сложные. Скажем, Суоненъёки – «пульсирующая, быстротекущая река», канава – это «канал» (кстати, русское «канава» — заимствовано из финского), а Мусеоканава – это музей некоего канала. Недалеко от фермы были два озера, между ними лежала перемычка суши, по которой шла дорога, и был шлюз, соединяющий два озера и место для отдыха возле озера – вот и вся мусеоканава. И все это в глухом лесу, до ближайшего человеческого дома (именно так, одного дома) 2-3 км. Вот приехали мы с нашим таксистом в Суоненъёки – городок маленький, как наш поселочек, с населением, примерно тысячи 3-4, проехали вдоль, поперек, объехали вокруг – нигде нашей улицы нет, на Мусеоканаву даже и намека нет. Прошло уже много времени, водитель начинает нервничать, говоря: «Мы же договаривались на Суоненъёки, вот я вас привез, а дальше вы сами, я не знаю где вашу улицу искать». И только на одном из выездов из этого городка мы случайно увидели небольшой указатель – Museokanava – 18 km. Так в первый же день мы усвоили одну из истин Финляндии: если написано, что улица принадлежит некоему городу, то вполне может оказаться, что до этой улицы пара десятков километров! Финляндия достаточно большая по площади, но очень бедна населением. Во всей стране проживает 5 млн человек – это как в одном Питере. Потом у них есть традиция жить хуторами вокруг даже небольших городков, эти хутора могут быть разбросаны в радиусе на несколько десятков километров, а названием улицы часто бывает фамилия жителя этого хутора, потому как дорога ведет только к его дому и других домов там нет. Они разбросаны один от другого по несколько километров, однако все друг друга знают. На каждом хуторе есть электричество, интернет, спутниковая связь, скважина с водой. Расположены хутора, как правило, в живописном местечке недалеко от озера, что не мудрено, ибо 30% территории страны – вода.

Приехали мы на ферму, первое что видим: по клубничному полю едет трактор, в нем Ханну, одет в какой-то суперзащитный костюм, кабина трактора вся замурована, а к трактору прицеплено устройство, поливающее клубнику какой-то гадостью, химикатом. Поэтому у Ханну столько степеней защиты. Устройство работает, распыляя какую-то штуковину в виде мелкой дисперсии. Вдруг что-то в устройстве ломается и Ханну как Перун-Громовержец, высунувшись из кабины, орёт: «Хи-ли-и-я-а!» — это он призывает жену. И тут на зов мчится Хилья – высокая, стройная, в белой футболке, коротких шортиках, в бейсболке, в кругленьких очочках, курносая. В общем, уже взглянув на нее бегло, можно было примерно понять что за человек. Ханну извергает какие-то громы и молнии, потом снова замуровывается во все свои степени защиты, и ведет медленно трактор по клубничным рядам, а Хилья берет в руки отвалившуюся штуковину от устройства, которое начинает поливать химикатами клубничные растения, а заодно Хильины ноги в шортиках и руки.

Вот, наконец, Хилья, закончив все эти адские манипуляции с химикатами, видит, что мы подъехали, подходит деловито к нам, и с удивлением выдаёт по-русски с причудливым эстонско-финским акцентом:

— А зачем вы приехалли? Я вас не пригласалла!»

Вот те раз!

— Да как же, ведь мы с Вами созванивались!

— Когда созваниваллись? Две недели назад! Надо было позвонить перед выездом! Погода плохая, клубники еще нет, работы нет, вам надо было на неделю позже ехать!

И уходит от нас, кинув нас на лужайке возле дома. Наш шофер, который еще не успел уехать, и у которого помимо раздражения появилось еще немного сочувствия к нам, приправленного юмором (вот, дескать, какая невезуха ребятам – то едва дорогу нашли, а то с фермы изгоняют сразу по приезде), заявляет:

Может вас назад отвезти, чтоб мне порожний рейс не делать? Но за отдельную плату!

Да нет уж, попробуем что-нибудь придумать. Он на всякий случай записывает нам номер своего телефона и уезжает. Мы остаемся на лужайке возле дома. Тут к нам подходят некоторые работники фермы, которые приехали сюда до нас, кто за неделю, кто за две, и начинают растолковывать, что, мол, работы пока, действительно, почти нет, июнь холодный, клубника зреет слабо, им самим едва хватает работы на несколько часов в день. Но, заявляют они, Хилья хоть и вспыльчивая, но отходчивая, подождите немного, она пожалеет вас, авось разрешит остаться, пожить просто так несколько дней до начала клубники. Еще сказали, что Хилья любопытная, любит разные подарки, сувениры, поэтому если вы привезли что-нибудь, то подарите ей, это тоже ее «задобрит». Честно сказать, хоть у нас и были какие-то небольшие сувениры типа набора открыток с видами Питера, коробки конфет, но после такого «приема» не очень хотелось что-то ей дарить. Ну да что делать, не ночевать же на лужайке. В общем, немного позже Хилья к нам вернулась, «сжалилась», поселила нас в специальный домик, и сказала, что мы можем пока пожить до начала сбора клубники, но кормиться мы пока должны за свой счет, поскольку работников кормит она сама, высчитывая из их зарплаты какую-то сумму, кажется по 40 финских марок. Это был всего лишь 2001 год, никакого Шенгена, никакого евро. Чтобы приехать в Финляндию, мы делали визу только для этой страны. Фермеры еще сами готовили еду для работников фермы, а зарплата была – финские марки. Потом все это быстро закончилось. Уже, начиная со следующего года, мы еду готовили сами, чуть позже появился Шенген и деньги евро. Таким образом, хотя и с трудом, но нам удалось остаться на ферме, и все наши помыслы последующих дней были такими: «Солнышко, жги! Клубничка, зрей!»