Ученый Александр Ужанков – о том, как отечественная литература обрела, а потом снова потеряла свои корни.
В 2022-м году первое русское художественное произведение «Слово о полку Игореве» отмечает важные юбилеи. 220 лет назад оно было напечатано, а спустя еще 10 лет рукописный первоисточник сгорел в Москве во время наполеоновского пожара. Нынче в календаре запланирована и такая дата – 835 лет с момента написания поэмы. Но, как выясняется, – врут календари. О том, когда на самом деле создавалось «Слово», как удалось установить его автора, а значит – назвать имя первого русского писателя, чему у древнерусских книжников могут научиться наши современники, а также почему многие нынешние авторы не идут за Пушкиным – наша беседа с выдающимся ученым, доктором филологии, постоянным экспертом портала «Православие.Ру» Александром Ужанковым.
Профессор в роли детектива
– Александр Николаевич, многим любителям литературы известно, что именно вам удалось установить автора «Слова о полку Игореве». Но немногие догадываются, что эта история похожа на настоящий детектив. Расскажите, с чего все началось?
– Ключевое слово в вашем вопросе – установить. Действительно, получилось не отыскать, не предположить, не выдвинуть гипотезу, а именно установить реального автора «Слова о полку Игореве». Для этого пришлось проделать значительную предварительную работу – провести комплексное расследование.
Первым делом удалось точнее датировать «Слово о полку Игореве». По сложившейся еще в XIX веке традиции априори полагали, что «Слово» написано осенью 1185 года, вскоре после бегства Игоря Святославича из половецкого плена или возвращения его сына Владимира в 1187-м году. Однако это не так. «Слово» создано гораздо позднее, зимой 1200 года.
– Как вы к этому пришли? И почему до вас никто об этом не догадался?
– Дело в том, что автор постоянно проговаривается о времени своей работы над произведением: то он намекает на поход 1198 года на Дон Всеволода Юрьевича Суздальского, то на битвы Романа Галицкого с половцами, самая ранняя из которых была осенью 1200 г.
– То есть надо было просто внимательно читать… Но, насколько я понимаю, вы также выясняли, где было написано «Слово»?
– Действительно, получилось установить источники «Слова», а на их основе – и место написания этого произведения. Среди использованных текстов – летописная статья о походе Игоря Святославича из Киевского летописного свода, созданного в Выдубицком монастыре в 1199–1200-м гг. «Книга пророка Иеремии» на греческом языке стала смысловой опорой «Слова». Этот текст Иеремии – тоже из Выдубицкого монастыря, основанного Всеволодом Ярославичем в конце XII века специально для греческих монахов. Они-то и привезли с собой книги на греческом языке.
Эти и другие источники, находившиеся в то время только в Выдубицком монастыре, точно указывают на этот монастырь, как место работы автора «Слова».
– Теперь самый главный вопрос в этом детективе – кто?
– Если я в роли детектива, то я еще немного поинтригую предысторией. Чтобы ответить на вопрос «кто», я выстроил хронологическую последовательность появления летописных повестей о походе Игоря Святославича на половцев в 1185-м году и самого «Слова».
Первоначально была написана переяславльская повесть, вошедшая позднее в Лаврентьевский летописный свод и осуждавшая князя Игоря за его безрассудство. Позднее, не ранее 1187 года, появилась отвергающая все обвинения повесть игумена Выдубицкого монастыря Моисея, составителя Киевского летописного свода. А уже затем – само «Слово», в котором можно найти 30 параллелей с летописным рассказом игумена Моисея.
И, что важно, автор «Слова» использует те же книги, что и игумен Моисей, знавший греческий язык.
И, наконец, что еще удалось установить: и игумен Моисей, и автор «Слова» оговариваются в своих произведениях, что они принимали участие в походе князя Игоря, причем оба сообщают об этом при описании одного и того же эпизода – воскресного финала битвы Игоря с половцами.
Из пятитысячного войска русских удалось бежать всего 15 воинам. Получается, что среди них – и будущий игумен Моисей, и автор «Слова». И оба оказываются в одном монастыре, и оба – талантливые писатели, обоих интересует тема похода и так далее.
– Или, что логичнее, это был один человек.
– Конечно! Не может автор «Слова» быть создателем всего одного произведения. У него должны быть и другие, более ранние. Игумен Моисей как раз и предстает перед нами как профессиональный и очень талантливый писатель. Об этом свидетельствует и Киевская летопись с его же собственным описанием похода Игоря, и вошедшее в нее похвальное слово на освящение монастырского собора Архангела Михаила. Между его произведениями и текстом «Слова» есть и смысловая, и стилистическая связь. Это и дает право заключить, что игумен Моисей и является автором гениального «Слова».
– Это возможно опровергнуть?
– Чтобы опровергнуть этот вывод, нужно доказать, что «Слово» написано ранее 1200 года, и не в Выдубицком монастыре, и ничего общего не имеет с летописной статьей о походе Игоря из Киевского свода. А это сделать практически невозможно.
– Так и хочется воскликнуть: «Бесподобно, Шерлок!» Насколько правильно говорить, что автор «Слова» – это, по сути, первый русский писатель? Какие традиции в нашу литературу заложил этот писатель, если вообще можно говорить о каком-то его влиянии на нашу литературу, культуру…
– Современник тех событий епископ Кирилл Туровский писал, что существуют историки, сиречь летописцы, и витии, сиречь песнотворцы.
Игумен Моисей выступил и в качестве историка-летописца, и в качестве витии-песнотворца. Несомненно, это профессиональный писатель, создавший высокохудожественное «Слово» с обилием литературных тропов. А его влияние на русскую литературу мы можем заметить уже в конце XIV веке, на примере «Задонщины», на 50–60 % состоящей из заимствований из «Слова».
Под сильнейшим впечатлением от «Слова» были русские романтики начала XIX в. Они сделали первые его переводы. Практически все крупные поэты XIX–XX веков стремились создать свой перевод «Слова». Собирался и Пушкин, да не успел, но перевод Жуковского отредактировал. Он до сих пор остается одним из лучших.
Как мы «разминулись» с предками
– Какие еще тайны хранит «Слово»?
– Как ни странным может показаться, но мы еще до конца не осмыслили содержание «Слова». Оно ведь не только о походе Игоря Святославича. Очень важны авторские экскурсы во времени и характеристики князей XI–XII вв. Зачем они?
Заслуживает внимание и биография самого автора – игумена Моисея. Здесь уже напрашиваются новые открытия. Например, «господин» – так он называет не только соправителей во время его игуменства – киевского князя Рюрика и его брата Давыда Ростиславичей, что вполне понятно, но и Ярослава Осмомысла Галицкого. Спрашивается, почему? Случайных оговорок в древнерусских текстах не бывает. Каждое слово выверено.
Еще академик Александр Сергеевич Орлов видел в авторе «Слова» галичанина. Как он мог оказаться в войске князя Игоря? Очень просто: приехал в свите вместе с будущей женой Игоря – Ефросиньей Ярославной, дочерью галицкого князя. Тогда понятен столь пристальный интерес игумена Моисея к галицким событиям конца XII века, о которых он пишет в своей Киевской летописи.
– Да уж, кажется, когда мы с вами говорим, что распутывание этой истории напоминает исторический детектив, в этом нет преувеличения.
– Только события в нем не вымышленные, а реальные. Очень интересно разгадывать этот исторический ребус, для этого необходимо быть очень внимательным, поскольку автор оставил нам свои подсказки…
– Ваша новая книга «Картина мира древнерусского художника» продолжает череду открытий? Каких? Что важного вы хотели сказать всем нам при ее написании?
– За последние 400 лет очень сильно изменилось представление о мире в сознании русских людей. Многие уже не представляют, что мир бинарен, что существует невидимый нами мир Горний, что человек представляет собой микромодель бинарного мира, что душа состоит из ума, слова и духа. Ум – духовная сущность, устремленная к миру горнему, а разум прилежит миру дольнему, он управляет нашими чувствами. Что время – это выпадение из вечности, что мы «разминулись» со своими предками, которые ушли в прошлое, а мы устремлены в будущее. Что для православного человека будущее – это вечность после Страшного суда…
Словом, в книге открывается неведомая или малознакомая нам картина мира Древней Руси.
«Герои современной литературы редко встают перед выбором между добром и злом»
– Александр Николаевич, вы занимаетесь литературой, которая выдержала проверку временем, некоторым памятникам уже около тысячи лет. Есть ли у современной литературы шансы быть востребованной так же долго?
– Я не специалист по современной русской литературе, но, конечно, я читаю много, и я 10 лет преподавал в Литературном институте, долгие годы работал редактором в «Советском писателе», то есть я в контексте, и могу сказать совершенно точно: большинство нынешних произведений не выдержат даже десяти лет. И это при том, что профессиональный уровень писателей очень вырос, но вот то, о чем они пишут, вызывает вопросы. Литература стала неглубокой, если говорить совсем просто. Она больше не затрагивает фундаментальные вопросы человеческого бытия, в отличие от той же древнерусской. Герои современной литературы редко встают перед выбором между добром и злом, материальным и духовным, нравственным и безнравственным. Современные писатели перестали ориентироваться на классиков. Вопрос авторитетов – он очень важен, на самом деле.
– Современные писатели вам скажут, что у них просто другие авторитеты. Это, судя по шорт-листам крупных премий, писатели английские и американские.
– Тогда у меня вопрос к русским писателям и издателям: мы хотим быть такими, как англичане или как американцы? Отказаться от своих корней?
– Многие из тех, кто создает популярную современную литературу, на этот же вопрос мне отвечали «да».
– Когда человек меняет свою исконную мировоззренческую основу на европейскую, у него есть какой-то умысел. Самый безобидный – получить премию, получить славу, но это же не жизненное предназначение. Когда человек пишет литературное произведение, он должен задаваться вопросом: а это будет востребовано длительное время, или это бабочка-однодневка, прозвучало и забыли? Как я, например, на себе проверяю, настоящая книга или нет? Я, поверьте, прочитал достаточно книг, у меня только в домашней библиотеке их более 10 тысяч, – так вот, если спустя год мне хочется перечитать какое-то произведение, то это уже признак качества. Это первый мой критерий. И второй – я все-таки стараюсь читать лауреатов престижных премий, но, вы знаете, практически все произведения я забываю через полгода-год. Я не помню сюжета, не помню смысла.
– Есть у вас объяснение, почему подобные книги получают премии?
– Я могу сказать такую кошмарную вещь для современных литераторов, они, наверняка, на меня обидятся: ведь эти премии – это междусобойчики. Все. Назовите сейчас какую-нибудь премию, которая бы обладала абсолютным бесстрастием и авторитетом? Чтобы все – и с правого лагеря, и с левого, и сверху, и снизу – признали, что да, здесь присуждают объективно. Почему у нас такое огромное количество премий? Да потому что всем хочется славы, почета, уважения, еще чего-то.
Поэтому через 10 лет многие отмеченные премией произведения читать уже не будут. И к ним возвращаться никто не будет. У нас самая большая ценность в жизни – это время. И никто не станет тратить два-три вечера, чтобы перечитать забытый роман.
– Но зато большую часть современной литературы прекрасно можно читать в метро или на пляже.
– Это все коммерческие проекты, которые, опять же, не ориентируются на классику. Вы знаете, когда я подумал, что литература не то чтобы заканчивается – она меняется? Когда появились карманные книжки, которые можно почитать в автобусе или в электричке, а потом выбросить: хорошее произведение не выбросишь – рука не поднимется. Достоевского в метро не читают, а то, что в метро, – это не литература, а беллетристика, легкое чтение.
Почему современные писатели не идут за Пушкиным
– Чем тогда настоящая русская литература отличается от современной и вообще европейской?
– Здесь нужно уже смотреть глубинно. Об этом я пишу как раз в своей новой книге. Русская литература, как и культура в целом, если переходить на язык терминов, сотериологическая, это учение о Страшном суде, о спасении души, смысле человеческого бытия. Она больше говорит о духовных качествах. Западная литература – эвдемоническая, она стремится к построению земного счастья, земного благополучия, отсюда все эти хэппи-энды. Наши литераторы, когда пришла мода на все европейское, стали подражать западным писателям. Поэтому если в Древней Руси герои шли только к Богу, то, скажем, в XIX веке мы видим, что некоторые герои уже идут от Бога. Если древнерусский книжник часто даже не подписывал свои произведения, потому что считал, что написанное по благодати – не его, а от Бога, то в Новое время начинает зашкаливать эгоцентризм. И это еще один ответ на вопрос о современной литературе. В центре внимания я – автор. Самолюбование.
– Поправьте, если я не прав: попытки того же Достоевского создать идеального героя – почти святого – это возврат к древнерусским книжникам?
– Конечно. Ведь все эти герои почему появились? Почему вообще такой расцвет был тогда в поэзии и в прозе? Во-первых, была критика очень сильная. Критика – это двигатель литературного процесса. Второе. В 1830-е годы стали создаваться курсы истории русской литературы. Потому что поняли, что без фундамента современный писатель не обойдется. Иначе так можно всю жизнь создавать подражательную литературу. Еще наши романтики осознали, что русская литература – одна из древнейших в Европе, и что нет больше в мире литературы с таким духовным основанием, ведь первые русские писатели оказались святыми! Когда они это открыли, они стали ориентироваться на древнерусские традиции. Планка была снова поднята.
Смотрите, молодой Пушкин, когда себя называл сочинителем, – это один Александр Сергеевич, а после Михайловского – совершенно другой. Благодаря игумену Ионе из Святогорского монастыря, который открыл ему духовную литературу, благодаря приобщению к церковным службам, Пушкин осознал, что «всякий дар свыше есть». В той же «Капитанской дочке» он показывает, как разворачивается Божественный Промысл о человеке. У Петруши Гринева три самостоятельных поступка – напивается, проигрывается, попадает в буран, после чего предает себя воле Божией, и вот с этого момента до конца повести Господь его ведет. Это Пушкин о себе написал. Вот я молодой, со всеми подражаниями Западу, глупостями, идеями, а вот – «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, / исполнись волею Моей». Потом за Пушкиным по этому руслу пошли, по сути дела, все писатели-реалисты XIX века. Русская литература снова стала учебником нравственности. Отсюда – Золотой век во всей мировой культуре.
– Из современных писателей никто не пошел за Пушкиным?
– И в современной литературе есть что-то большое и оригинальное. Но это нешумная литература. Назову навскидку два имени. Это Вацлав Михальский, он еще в 1990-е годы за первый том своей эпопеи «Весна в Карфагене» получил Государственную премию, как когда-то Шолохов – за первый том романа «Тихий Дон». Или, скажем, замечательный писатель Александр Ольшанский. У него есть, например, социально-фантастическая трилогия «Седьмой день творения», написанная в лучших традициях русского философского утопического романа.
– Александр Николаевич, вы ведете огромную просветительскую работу, рассказывая о корнях русской литературы, и на телевидении вы бываете часто, и в соцсетях ваши лекции смотрят десятки тысяч пользователей. Но этого мало. Что научный мир сегодня может сделать, чтобы развернуть современную литературу домой?
– Задача номер один – создание фундаментальной истории русской литературы. Последняя академическая история издавалась 40 лет назад, естественно, с цитатами классиков марксизма-ленинизма. Какая это история литературы?
В XIX веке каждые 20–30 лет создавалась фундаментальная история литературы. В прошлом веке первый том вышел перед Великой Отечественной войной, и даже в войну работа не останавливалась, потому что прекрасно понимали, что нужен базовый фундамент и для вузовских учебников, и для школьных. Это был десятитомник, последний том вышел в середине 1950-х. Потом, в 1960-е годы, была трехтомная история, в 1980-е – четырехтомная. То есть раньше каждые 20 лет издавалась академическая история литературы.
В современной России Академия наук этой проблемой почему-то не обеспокоена. А ведь история русской литературы должна показать, как она развивается, как менялось мировоззрение писателей, как шло взаимодействие с Европой, где мы отставали, а где мы опережали. И еще множество вопросов, ответив на которые полно и объективно, мы сможем многое понять и о нашей великой литературе, и о современной.
– И тогда, возможно, картина мира современного книжника тоже поменяется?
– Конечно. По крайней мере многие увидят, что литература – это не самолюбование, не селфи на фоне русской классики.
В качестве послесловия
– Три книги, которые сейчас читает Александр Ужанков.
– На моем столе сейчас «Великие русские старцы», это выдержки из поучений старцев, начиная с XI по XIX век. Я их уже не помню, какой раз перечитываю. Удивительно то, что как только случается какая-то проблема – бытовая, житейская, духовная, – я открываю поучения и всегда нахожу подсказку.
Вторая книга – воспоминания Георгия Свиридова «Музыка как судьба», замечательный совершенно том глубочайших мудрых мыслей.
И третья книга, которую я читаю сейчас, – очередной том дневников Михаила Пришвина. Еще в 9-м классе я впервые познакомился с выдержками из его дневников и был потрясен. Я подумал – вот бы получить все его дневники! Я сразу побежал в библиотеку, там было полное собрание сочинений Пришвина, но дневников не было. Сейчас они, слава Богу, издаются. Я их потихоньку выкупаю. Это, что называется, чтение для души.
Максим Васюнов (Pravoslavie.ru)
Читайте также:
Просмотров - 994 Помочь сайту