Я расскажу тебе о Высоцком, сын... | ИНТЕРНЕТ-ИЗДАНИЕ "ЭКСКЛЮЗИВ"

Какой ты славный, сынок, прослезился над песней Высоцкого, над серьезными взрослыми стихами «Люблю тебя сейчас». Как ты быстро вырос, сынок. И как это странно, как это загадочно и одновременно велИко, что первым, кого я помню из телевизора, был Высоцкий, и первый, кто стал из меня делать борца – был Высоцкий, и все мое взросление – это во многом благодаря Высоцкому. Вот этому дяде, что смотрит на тебя с экрана.

Типовая двухкомнатная квартира на окраине Нижнего Тагила, за окном – дым, темень и один из тех годов, когда макароны и мешок муки на месяц считались большим семейным везением. В тот вечер мама и отчим чего-то с волнением ждали, не отходя от телевизора. «Высоцкий начинается» — сказал отчим и сел в кресло. Потом он посмотрел на меня, решая, отправить меня спать или оставить («Ведь песни не детские»), но все-таки решил оставить. То решение, быть может, самое важное в его жизни.

Мне было тогда шесть лет. Но я помню почти каждую песню того концерта, каждый стих. Врезалось, въелось, впечаталось.

Прошло еще какое-то время. Я уже жил с бабушкой. Снова дергался черно-белый телеэкран. И кто-то эмоционально рассказывал о Высоцком (Рязанов вроде бы, мой «сосед»). Помимо прочего он сказал: «Высоцкий всегда был за справедливость, он всегда говорил правду. За то и погиб». Так я обрел героя – за справедливость да за правду! Да погиб! Как не полюбить за это человека, сын? Ты люби тех, кто по правде, сын. Таких все меньше. И сам не подкачай…

В девяностые Высоцкого любили, пожалуй, не меньше чем при его жизни. Потому что оказалось, что его стихи это и про девяностые. Сегодня-то мы понимаем, что они и про наши будни. Что ничего не меняется. И ничего не изменится. Но в эти самые проклятые девяностые я любил Высоцкого не только за его правду-матку, но и потому что он мужАк. Таковым он мне казался. А мужАков, сын, в девяностые стало не хватать, сегодня их раз-два и обчелся, и с этим свыклись, но тогда исчезновение мужаков было явлением катастрофическим. Бандиты, наркотики, бодяга, власть, вытравливающая мужАка из мужика… И над всем этим фигура и голос Высоцкого! Спасибо, Господи, что Ты показал мне тогда на кого настроиться. По чьей колее пойти. Иначе бы мог оказаться в канаве.

И понеслось. И поехало. К удивлению учителей. Доклады о Высоцком, стихи о Высоцком, стихи Высоцкого на театральных конкурсах, реферат о Высоцком (написанный от руки при свечах). Из городской библиотеки – признаюсь, сын, — выкраден портрет Высоцкого и поставлен на письменный стол. Куплены на последние гроши книги Высоцого и о нем.

Это внешнее. Но было и внутреннее – я научился узнавать правду, окончательно разбудил свою совесть и решил договорить за Высоцкого то, что ему, возможно, не дали. Знай, сын, что в журналистику я пошел по двум причинам. Первая – затравили Высоцкого, вторая – убили Листьева. Смерть поэта я не мог помнить, но влияние этого события я чувствовал на всех, кто меня окружает. Смерть Листьева помню до дрожи – как это пробудило страну, как заставило это всех рыдать и сомневаться в том, что все будет хорошо!

Сын, уже будучи в Москве, я смог поговорить практически со всеми, кто работал, дружил, пил, встречался с Высоцким, даже с его любовницами – забудь это слово, сын. И понял я, что герой моего детства, правдоруб и борец был не таким уж простым человеком. Тяжелым был человеком. Тщеславным, сын, был человеком. И обожал деньги. Не меньше, чем женщин. И про наркотики я узнал, и про многое другое. Но, сын, кто не без греха? Да и чтобы бороться нужны силы, а силы кончаются быстро, потому что говорить за целое поколение – тяжкая ноша. И никто не кинет камень в поэта за его отступления от морали и всевозможных правил (в том числе правил дорожного движения), потому что поэт не ради себя живет. А ради того живет, чтобы хотя бы одна его строчка дожила хотя бы лет сто. И разбудила своим лопающимся нервом (у хороших поэтов в каждой строчке лопаются нервы) вновь заснувших беспробудным сном.

Сын, смешно, но я однажды решил, что в каждой моей программе на протяжении шести месяцев я буду так или иначе упоминать Высоцкого. Программы были о разном (кино, цирк, война, жизнь), но в каждую я умудрился вставить или его стих, или фото, или кинохронику. Что говорит не о моем таланте, а о его гениальности, обнявшей целую эпоху.

Я знаю, сын, что настанет время, когда многое из Высоцкого забудется, многое со временем снова негласно запретят. Но ты, сын, выучи несколько его стихов, просто, чтоб они жили. Когда ты вырастешь, будут открыты его неизвестные архивы, завещанные его последней женой будущим поколениям. То есть, твоему поколению. Нашему Высоцкий уже все объяснил.

…Смотри, сын, видишь — актер Яцко блестяще исполняет «Ярмарку» Высоцкого (ведущие сказали, что это «шутка гения», ну это они подстраховались). Смотри, сын, какой одаренный артист, он одним жестом показал, что эти стихи и про нас сегодняшних. Одинаковых, обманутых и одинаково обманутых.

Наше время, сын, от времени Высоцкого отличается тем, что тогда Высоцкого официально запрещали, но миллионы подпевали самым грустным его песням, сегодня же он официально разрешен, но миллионы поют совсем не те его куплеты. Просто стыдно признавать, что ярмарка тщеславия в самом разгаре и что лицемерный маскарад клоунов наступает на нас уже без оглядки на совесть. Стыдно понимать, что «прокисшие реки» все еще не очищены. И «пыль из ковра» до сих пор не выбита.

Хорошо, сын, что твоя мама не любит ковров.

Какой ты интересный, сынок! Час уже концерт идет, а ты даже не шелохнулся. Будто понимаешь все, о чем поют и рассказывают! Как бы я хотел, чтобы тебе это незачем было понимать. Чтобы, став взрослым, ты просил меня объяснить, рассказать — а о чем, папа, «Охота на волков», например, и почему она стала гимном советских людей? И чтобы я действительно стал объяснять, рассказывать, а не отмахнулся такой привычной для нас фразой: «А ты посмотри, сын, что за окном происходит, все по-прежнему. Как у Высоцкого».

Сын! Давай сделаем так, чтобы больше не было, как у Высоцкого? А! Сынок! Просто я ему должен, а долги, сын, надо отдавать.