Предлагаем вниманию читателей небольшое интервью с известным французским режиссером Люком Бессоном, записанное во время его визита в Москву.
Предлагаем вниманию читателей небольшое интервью с известным французским режиссером Люком Бессоном, записанное во время его визита в Москву.
Этому интервью уже несколько лет, оно было записано по следам первой поездки Захара Прилепина на Донбасс. Сегодня писатель стал одним из символов ополчения и, возможно, лицом Русского мира. Тем интереснее прочитать его взгляд на войну и Россию трехлетней давности, когда патриотический лагерь только-только поднимал голову, а либералы еще не верили, что их дни сочтены и все их ходы просчитаны. Не будем скромничать и добавим, что это одно из знаковых интервью Прилепина – и во многом пророческое.
Режиссер Андрей Мармонтов о том, чего ему стоило экранизировать Мамина-Сибиряка, зачем Сергей Безруков жил в бане, и почему на Урале умерло кино.
Некоторое время назад в российском прокате шел фильм «Золото», снятый по мотивам романа Мамина-Сибиряка «Дикое счастье». Русская драма о том, как деньги ломают людей. В главной роли Сергей Безруков. Лента, снятая на «Свердловской киностудии» должна была стать особой гордостью Урала, но еще задолго до премьеры провалилась. Более того, официальной премьеры даже не было, как и не было рекламной компании. Вы удивитесь, но я оказался единственным из российских журналистов кто решил поговорить об этом фильме с его режиссером. О «Золоте», которое никому не нужно…
Помните, как на экраны вышел первый фильм из дилогии «Утомленные солнцем II»? Как тогда принимали «Предстояние», а потом «Цитадель»?! Все обложили с ног до головы режиссера, но сами картины никто не посмотрел! А те, кто все-таки дошел до кинотеатра, обложили еще раз. А вот мне эта дилогия понравилась, сегодня я и вовсе считаю «Утомленные солнцем II» шедевром, потому что никто больше о войне возвышенным киноязыком с нами не поговорил.
Предлагаю вниманию читателей мою беседу с Никитой Сергеевичем Михалковым о кино, которое нам всем еще предстоит понять.
Известная джазовая певица Яна Тюлькова вновь поделилась с читателями “Эксклюзива” новостями из далекой Америки.
На Востоке его называют «человеком-птицей», на Западе «русским самоубийцей». Владимир Владимирович Довейко – легендарный русский акробат, чьи трюки до сих пор никто не решается повторить. Но только близкие люди знают, что Довейко еще и поэт. Причем большая часть его сочинений – духовные стихи. Как артист цирка пришел к такой поэзии, как Бог спасал его от неминуемой смерти, и почему Бродского зря записывают в атеисты? – об этом и многом другом Владимир Владимирович рассказал «Эксклюзиву».
Время — лечит и, к сожалению, быстро. Мы не успеваем что-то забыть, как уже подходит очередь следующему, которое должно быть так же забыто, но не получается это у человека — он помнит…
Пушкин и Лермонтов, Есенин, Маяковский, Тальков: проколотые, как билеты, поэты с дырочкой в груди — они так и остались незаживающими ранами каждый своего общества.
Тальковы больше похожи не один на другого, а на продолжение одним другого. Игори — Игори…
Годы очень старались, но так и не поменяли воду в Чистых прудах, во всяком случае, для пришедшего петь на смену, Игоря-младшего. Тень отца, безусловно, будет довлеть и над Принцем Тальковым, и над нашим бомондом, пока не получен ответ, что это было, то, что произошло с Россией и Тальковым в хмурый день 6 октября 1991-го в «Юбилейном»…
Впрочем, познакомимся с самим Тальковым Вторым — Игорем Игоревичем.
Его приглашение — это было, как получить пропуск в «Башню из слоновой кости»…
Самого Эдуарда Николаевича я знаю несколько лет, но это случилось намного позже, чем я узнал музыку Артемьева, которую, почему-то, так кажется, я слышал всегда, а это значит почти с рождения, но, наверное, и это поздно. Она где-то генетически есть в каждом…
Мой звонок в Париж отвлёк его от работы. Коротко извинившись, и объяснив, что пишет треки к очередному фильму Лелуша, он попросил у меня минут двадцать. В ожидании следующего звонка, единственное, о чём я успел подумать: Ему восемьдесят четыре, а в 1970-м, тридцативосьмилетним, Лей уже написал «Love story», обрушившую всё верящее в прекрасное чувство в агонию такой силы, перед которой бледнеют любые краски, получил «Оскар», и не собирался задумываться вместе с Энди Уильямсом и Магомаевым о том, что «люди от любви, наверное, старятся» — ему предстояло ещё так много, и только Бог, давший ему столько таланта, дал ему и время это проверить.
Я перезвонил. Мне ответил чистый молодой голос, верно, всё тот же, что звучал в нём и в то далёкое теперь время, когда всё было по-настоящему…
Анджело Тейлор — это одержимость, помноженная на талант — семь лет назад именно так мне был представлен этот независимый музыкант, честно не годившийся ни на что другое, кроме сочинения электронных тем, которые было не так-то легко понять. Но среди своих он уже был мастером с двадцатилетним стажем, которого помотало по России и Белоруссии, пока он не бросил якорь в Гагарине, бывшем Гжатске. На фото из музея первого космонавта он рядом с картиной, где есть Королёв и Гагарин, но кажется, что он в ней, по крайней мере, не лишний. Он один из тех, кто привнёс в космонавтику музыку, которой ей, наверное, не хватало…