Что нас всех роднит с героями этого фильма? Мы все боимся войны, потому что знаем, если начнется третья мировая, то мы, скорее всего, не сможем уснуть и проснуться. Эти глаголы здесь употреблены неслучайно – второе, что нас роднит с персонажами Тарковского – сон. Ведь кто бы как не трактовал «Жертвоприношение» (про Бога, про оккультизм, про сумасшествие), но все более для искусствоведов очевидно – разгадывать эту картину нужно в пространстве сна.
Гений Тарковского в том, что он объединил войну и сон «в одном кадре». И что через символы сна напомнил – война неизбежна. Пора каждому думать о том, как спасаться. А может быть война уже идет, только оружие её сон, нас всех усыпили? – есть и такие теории критиков. Вот, мол, почему наши дни то медленно и скучно тянутся, то вдруг с нами начинает происходить нечто, чего мы сами от себя не ожидали, иногда даже чудеса… Но тогда кто нас победил сном? У кого есть такая сила? И от чего тогда герой пытается спасти нас всех?
Искусствоведы тут снова нас утянут в теорию сна и ответят вопросом на вопрос: «А с какого момента герой в фильме спит? Может ему только снится, что он пытается спасти мир?»
На самом деле критики правы, когда навязчиво отсылают нас ко сну, и даже когда дают свои трактовки, похожие на сон. Лишь в одном, пожалуй, они оступаются, так сказать в одном не добивают свою теорию — не раскрывают, а кто и когда в мировой культуре также совмещал вопросы эсхатологии, вопросы жизни и смерти со сном? А между тем разгадка «Жертвоприношения» скрывается в следующем знаменитом монологе:
…Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
Это перевод Пастернака. А вот – Лозинского:
Не жаждать? Умереть, уснуть. — Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум,
Вот что сбивает нас; вот где причина
Того, что бедствия так долговечны.
Уснуть, значит умереть. Сон как символ смерти. Гамлет, как мы помним, между идеей борьбы и идеей самопожертвования выбирает второе. Выбирает смерть. Гамлет приносят себя в жертву ради истины. И в том числе ради Отца. Безусловно – у Шекспира здесь религиозный мотив. В советском кино Гамлета так играл Смактуновский. И Тарковский, который в момент съемок знает точно, что скоро умрет, что ему смерть предопределена, пытается разобраться, а есть ли смысл вообще в жизни, и есть ли смысл в поисках Бога и в диалоге с Ним? Режиссер приходит к выводу, что смысл есть. Впервые после Шекспира в мировой культуре Тарковский трактует сон не только как смерть и спасение, но и как единственный в современном безмолитвенном мире способ положиться на Волю Всевышнего. По Тарковскому монолог Гамлета звучал бы примерно так:
…помолиться и уснуть.
Но Шекспир не был русским художником и не болел раком легких. И это хорошо. Иначе бы мы не получили такого яркого и метафорического ответа одного великого художника другому. А то, что «Жертвоприношение» — это фильм-ответ (не только на вопросы «Быть или не быть?») – это к бабке-ведьме не ходи. Вот только все чаще мы не хотим задаваться вопросами.
Максим Васюнов
Читайте также:
Просмотров - 1 760 Помочь сайту