Сидели мы как-то у большого актера Льва Константиновича Дурова, говорили о Шукшине, о «Калине красной»… Как режиссера доводили до срыва, как мордовали на съемках и на приемке, как вырезали монолог про то, что нельзя жить пауками в одной банке. Вспоминал Дуров, какие сцены его поразили в сценарии «Степана Разина» («Это был колоссального труда сценарий, но фильм бы все равно не дали снимать, придумали бы повод, начальство говорило: кино про бунтаря нам не нужно»). Или вот какое кощунство — Лев Константинович его всегда вспоминал — в день, когда Шукшин умер, на одной из студий Мосфильма повесили табличку «Степан Разин, режиссер В. М. Шукшин».
Потом заговорили о книжках самого Дурова. Он сказал любимую присказку «я графоман». И вспомнил анекдот в тему.
Приходит человек в редакцию:
– Я поэт, вот мои стихи, они замечательные, опубликуйте их.
– Ну придите дня через четыре.
Он приходит, а ему говорят:
– Знаете что мы хотим вам посоветовать? Сверните эти ваши стихи в трубочку и воткните себе в одно место.
Он обиженный уходит из редакции. Через неделю вбегает и кричит:
– Да! Да! Да! Я в другую редакцию отнес, сказали – блестящие стихи, буду опубликовывать, только не знаю, как назвать сборник.
– А вы назовите «Из невошедшего».
Как мы смеялись! Сам Дуров смеялся так, будто только что услышал. До слез смеялся. Потом, вытирая глаза, вдруг говорит — уже абсолютно серьезно: А я еще пишу небольшие стишки, в одну строчку, «дурики» называются. Например про себя: «Никак не умирается мне что-то».
И тут Дуров смотрит куда-то сквозь, растерянно. Испуганно, но в то же время и смиренно как-то. Вот так смотрит. Этот кадр сделан в тот самый момент.
Через несколько секунд он усмехается и продолжает: «Никто ко мне не ходит на могилу. О, Господи, как всем я надоел». Потом видит в моих глазах, что я все понял. «Что ты загрустил?» — спрашивает. И давай опять смеяться!
Через несколько месяцев Дуров умер.
Максим Васюнов
