Эксклюзивное интервью с участником Российских Антарктических экспедиций Владимиром Цыварёвым
Несмотря на то, что век уже 21-й, и, в целом, прогресс, многое ещё не очень ушло вперёд — Антарктида, например, до сих пор, скорей, подтверждает свой вид из космоса — белое пятно. Человек, в меру своих сил, только начинает его закрашивать. Уже двести лет, но можно сказать всего, эта чистая матрица впитывает в себя одержимых, повязанных на девизе «Если не мы, то кто?»
За заслуги Беллинсгаузена и Лазарева, Советскому Союзу в качестве «приза» было предоставлено для научной станции место нахождения южного геомагнитного полюса планеты Земля — на суше, в глубине Антарктиды. Организация станции «Восток», название которой пришло прямо с борта шлюпа, которым командовал Беллинсгаузен, на не только магнитном, но и полюсе холода планеты, где столбик термометра иногда упирается в абсолютный ноль — минус 89,2º, как и открытие самого седьмого континента нашими соотечественниками, похожий на приснившуюся сказку, подвиг.
Уже в первой советской антарктической экспедиции, в 1956 г. Михаилом Сомовым со строящейся береговой обсерватории Мирный была отправлена тракторно-санная колонна, чтобы запустить континентальный проект «Восток». Пройти предстояло около полутора тысяч километров. Колонна должна была остановиться в той точке маршрута, когда по рации с базы поступит команда — здесь! Но только спустя ещё год, руководивший вторым Походом Алексей Трёшников, учтя ошибки предыдущего неудавшегося, начал движение не дожидаясь прихода лета, и через два месяца пути вступил с колонной на высокогорное плато, где давление атмосферы и нехватка кислорода, как на «Эльбрусе» — моторы глохли, и горная болезнь начала валить всех. Но Трёшников упорно заставлял идти дальше, даже когда из центра пришла команда остановиться, и делать станцию там, где встали — он искал это место, как «Землю Санникова».
Станцию Восток поставили ровно на том месте с координатами 77° южной широты, 105° восточной долготы, где он 16 декабря вдруг приказал остановиться — глуши моторы, мы дома! — Что за предчувствие подсказало ему — это загадка, на которую уже никто никогда не даст ответа. Но не дойди мы тогда до этого места пятидесяти километров, или пройди на десять километров дальше, и, возможно, трагическая и героическая летопись освоения нами седьмого материка, сильно бы изменилась, потому что, через тридцать семь лет прямо под станцией, на глубине 3737 метров было установлено наличие огромного глубоководного озера, вероятно, в течении нескольких миллионов лет изолированного от поверхности Земли — этот уникальнейший научный объект на сегодняшний день является главным сокровищем закованного в лёд Континента.
Если приподнять миллионолетний ледяной щит, Антарктида предстаёт континентом, опутанным сетью рек и озёр, крупнейшее из которых Озеро Восток.
Прошло 63 года… счёт Санно Гусеничных Поездов ушёл за две сотни. На крепких плечах ребят, с помороженными руками держатся логистические потоки государственной важности, и мало кто из них считает себя героем — это работа. Работа водителем вездехода в Антарктиде одна из самых тяжёлых и опасных работ на планете. Число не вернувшихся из Антарктиды полярников, к прискорбию, не так мало, есть среди них и водители вездеходов.
Может ещё потому, что не хотел верить, что ушло время, когда идеи работали, как атомные электростанции людей, но я решил обязательно встретиться именно с таким,
Кто темноту освещал папиросами, вяз в окаянном снегу, Кто на «Восток» пробирался торосами через мороз и пургу…
Тот, кто мне нужен, нашёлся в Архангельске. Он только что вернулся с Мыса Баранова, и едва взглянув на его портрет, я понял, что это он — Владимир Анатольевич Цыварёв, механик первой категории, водитель тягача, участник 51 и 53 Российских Антарктических экспедиций.
Мы встретились, как встречаются двое мужчин, и сели поговорить. У меня к Вам много вопросов — сразу пообещал я ему, мне интересно всё!
— Антарктиде Вы отдали два лучшие года жизни. Однажды я спросил у знакомого полярника — а что тебя так позвало в неё, ещё не побывавшего в ней? Он ответил коротко: «Я себя спросил — зачем мне оно? И не получил ответа — значит я прав!» А каков мог бы быть Ваш ответ, Владимир?
— Простой: совет дал отец — он работал в Антарктиде с 1972 года, начинал ещё с 17-й САЭ. Семнадцать экспедиций это двадцать шесть лет, четверть века, ну и сын по той же дорожке: мне с детства не терпелось узнать, ради чего можно уйти туда на полжизни? Я отвечу, как Ваш товарищ: пока меня не переубедили, я прав! Мы все собирались по рекомендациям тех, кто уже сходил в экспедицию — договор, в первую очередь, заключается с теми, кто пришёл от знакомых, кто пришёл, как я, по совету, а значит, что за него уже поручились, ведь он не только характеристику получил — он сам слово дал.
Первая экспедиция, по коллективу, по народу, по начальникам, по поварам, была изумительной, и просто запала в душу, поэтому поехал и во вторую — понравилось.
— А как сама Антарктида?
— Край действительно удивительный. Антарктида дело такое: либо — один раз, и навсегда, либо — один раз, и больше никогда.
— Вы добирались до «Мирного» — самолётом через Кейптаун, или весь путь на «Академике Фёдорове»?
— Мы плыли из Петербурга на «Академике Фёдорове», с заходом сначала в немецкий порт Бремен-Хафен, и дальше, через экватор, со всеми ритуалами посвящения, и Днём Нептуна, до Кейптауна, а потом вошли в Южный океан, и те, кто рос не на море, очень пожалели. Ревущие сороковые и пятидесятые крепких мужиков пластами укладывали, пока волнение не закончилось, и не стали попадаться плывущие айсберги.
— Такого ощущения простора не может подарить даже океан, даже космос, наверное?
— Первый наш заход на антарктическом побережье был в «Мирный», 30 декабря. Экипаж на станции ещё не меняли, и свой Новый Год они встречали на ней, мы встречали на борту «Фёдорова», а те, кого нам менять, водители вездеходов, ещё не вернулись с «Востока». Это уже традиция, что «Фёдоров» приходит в «Мирный» под Новый Год, и все прибывшие на нём начинают разгрузку судна. Антарктическая навигация «Фёдорова» длится 180 дней, за которые он обойдёт все береговые станции, постепенно худея, оставляя на каждой, предназначенные ей грузы и людей, а на обратном пути собирая их, возвращающихся, чтобы в середине июня, в разгар зимы, снова быть в «Мирном», где его уже ждут последние соскучившиеся по дому.
Ко времени второго захода «Фёдорова» в «Мирный», мы уже встретили Поход, наши вездеходы вернулись с «Востока». Так мы в первый раз с отцом встретились в Антарктиде, получилось, он мне её передал из рук в руки…
— Отец передал Вам свою машину?
— Он мне передал Антарктиду. С машины он начинал, а на тот момент Анатолий Галактионович Цыварёв был заместителем начальника экспедиции по технической части, он водил Походы на «Восток» — Батей уже нужно гордиться.
— Батя… Когда за плечами 17 Походов, понимаешь, что домой он приезжал только погостить. Ваша нога впервые ступила на землю, о которой половина мальчишек мечтает, но выросшие, уже не многие находят в себе мужество её посетить. Ваши ощущения после высадки на побережье Моря Дейвиса, Вам не показалось, что Вы это уже где- то видели?
— Чувства смешанные… Чего-то такого я ждал. В Антарктиду мы приплыли в разгар лета, увидели таяние ледников, выходящие из-под снега каменные сопки до горизонта: камень коричневый, белый снег, а в другую сторону море, как блестящее покрывало…
— Я посмотрел метеосводку «Мирного», среднегодовые данные по температуре воздуха вовсе не запредельные.
— А вот это спорный вопрос. Земля Королевы Мод, где стоит обсерватория «Мирный» — не территория критических погодных условий. Тем не менее, это одна из самых ветреных станций, на ней 220 дней в году скорость ветра превышает 15 м/с. Но когда ветер порывистый, его скорость достигает 50 м/с, что означает: при моём весе в 100 килограммов, меня просто укладывает на землю — я встать не могу!
— Расскажите о том, чем водитель тягача может заниматься, если он не в пути — распорядок дня на станции и в походе?
— На станции зимуют до 40 человек, у каждого своя комната, условия не плохие. Работа механика-водителя заключается в том, что надо сходить иногда в один единственный поход — Поход на «Восток», иногда их больше, для этого нас туда и везут. Когда не в походе, механики — водители готовят технику: перебирают дизеля, полностью перебирают ходовую, обтягивают, шприцуют, ремонтируют сани, и всё это до Похода, чтобы быть максимально готовым к обеспечению топливом и материалами базы «Восток». Тягачи-то ещё 70-х годов, а надо из них сделать боевые машины полярников. На момент нашей экспедиции, механики была самая большая компания — нас было 12 только водителей вездеходов, плюс, зампотех, и пятеро дизелистов — эти люди жили одной дружной, большой, сплочённой компанией, в одном доме, и все мероприятия проводили вместе. С наукой мы тоже общались, но не так тесно, как между собой. — Мы постоянно вместе на работе и отдыхе, и, если один идёт на дежурство, скажем, по камбузу, то все, кто не на машине, встают, и идут чистить овощи.
Остальным на станции, кто по свободней, тоже работы хватало — их брали в авралы. Скажем, механики не успевают машины переобуть, а знать дизель тут не надо, тут кувалду в руки и вперёд. Кто? — Биолог, сисадмин, и два доктора — марш!
Были и попутные работы по обеспечению самого «Мирного»: топливо перевезти с прибрежного склада на станцию, развезти воду по домам, перевезти продукты, и, конечно, общая забота уборка снега — зимой «Мирный» заметает так, что каждое, построенное не на сваях подсобное помещение или склад, через два — три дня можно уже просто не найти.
— Воду в Антарктиде только топят, больше её не из чего получать?
— Да, вода только талая, и этот дистиллят вымывает из организма кальций, минералы, микроэлементы, и микроорганизмы, принадлежащие нашей фауне — суставы хрустят уже через три или четыре месяца. Организм возмещает недостаток минералов, забирая их из костей, которые к концу зимовки становятся хрупкими, как у стариков
— Серьёзный вопрос — «наркомовские» — как с этим «спецсредством» обстоит во время Похода?
— Боюсь, мой ответ Вас разочарует — алкоголь платное удовольствие. У начальника станции есть определённый его запас, и он, выдавая его нам, вычитал стоимость из нашей зарплаты. Решение выдавать, или не выдать принадлежит только самому ему, но в среднем, из расчёта, по литру спиртного в месяц на человека. На моей памяти, случаев запоев, не выходов на работу, или чего-нибудь с этим связанного, действительно не было.
— Мне кажется, что, в том числе, и этим вы просто не оставляете места грызне…
— А как по-другому? У нас жизнь зависит от того парня, который рядом. Мы умеем сдерживать нервы, и лишний раз думаем, что сказать.
— Ещё о Мирном: на фото зимней рыбалки, сделанном там, полярник с удочкой, и рядом с лункой очередь из пингвинов — это реальный снимок, или фотошоп?
— Это наш инженер ГСМ Игорь Ким: он — ловит, и пингвины тоже без инвентарных номеров, настоящие.
Вообще, местообитание пингвинов считается охраняемой зоной, куда просто так проход запрещён, и все об этом знают. Попасть в неё можно в сопровождении нашего эколога, и только он может разрешить подойти на допустимое расстояние к этим птицам. Но чаще пингвины сами, из любопытства подходят к тебе на вытянутую руку. Если у Вас есть свободное время, и желание понаблюдать за их жизнью, то лучше, чем в «Мирном», этого не сделать нигде.
По сравнению с Севером, который по животному миру, по природе более насыщен и ярок, Антарктида, скорей, черно- белая. Её населяют пингвины, тюлени, и летом перелётные птицы, которых я видел только в наш пересменок.
— Каковы полярные мысли в полярную ночь?
— Полярник в зимовку действительно начинает походить на пингвина – «пингвинеет». Понимаете, инстинкт времени.
В полярную ночь каждый из зимовщиков очень надеется увидеть, как она закончится. Мы всеми силами ненавидим эту бесконечную тьму, но мы наслаждаемся ею.
— Антарктида очень красива, но не напоказ — её красота в осознании вечности, к которой ты прикасаешься, и это рождает тягу, противостоять которой, значит уйти с дороги…
Два праздника, которые для полярников в «Мирном» неукоснительны, это Новый Год, и 13 февраля — День открытия станции. Как их отмечают?
— Мы их отмечаем в Походе, довольно скромно, если не сказать, чисто – символически. Но есть ещё один день — 22 июня. В Антарктиде «День зимнего солнцестояния» традиционный праздник всего антарктического сообщества, но это день нашей скорби — спасибо деду за Победу.
— Володя, а люди в Антарктиде часто болеют?
— Когда один врач на всю станцию, лучше не болеть. Но в Антарктиде мы ещё и изолированы от какого-либо общества, а значит и от вирусов и инфекций, и когда вся Земля окутывается эпидемией гриппа, мы не начинаем болеть потому, что у нас его просто нет.
— Вы интересно рассказали о Мирном, как думаете, нам не пора отправиться в Поход на Восток?
— Поехали, я готов. Начну с того, что ещё за пару дней до него мы переселялись в балки обжиться. Перед выходом выстраивались в парадную линию, и после не длинных речей, цепочкой, по одному, покидали Мирный.
— А на каких машинах Вам пришлось поездить по антарктическому «Югу?
— Альфой и омегой атарктических вездеходов были, и почти пятьдесят лет оставались харьковские машины АТТ, созданные на базе танка Т-54, и полностью устроенные под суровый антарктический климат «Харьковчанки». Хорошая машина «Ишимбай», высокоскоростная, выносливая, маневренная, она чуть сложней в обслуживании, чем АТТ или «Харьковчанка», но её плюсы с лихвой покрывают минусы — с удовольствием на ней поездил.
— А немецкий тягач «Piston Bulli», удачно вставший в линейку антарктической техники, Вы его застали, или это было потом?
— Немцы начали использоваться уже в мою 53-ю экспедицию, я их застал: я Вам говорил, что пока наши тягачи не возвратились с Востока, прибывшие на смену водители вездеходов участвовали в разгрузке Фёдорова на береговых станциях , так вот, новенькие немецкие тягачи я разгружал на «Прогрессе», помогал обувать гусеницы, там мы и познакомились.
Преимущество немцев — скорость, но по мощности они уступают нашим машинам. АТТ — это тридцать тонн собственного веса, плюс десять в заправленном состоянии, и они буксируют сани, на которые установлена пятидесятикубовая ёмкость с топливом. Общий вес с прицепом — сто тонн. Немец ходит быстро, но тащит в три раза меньше, и всё равно, за счёт быстроходности, на немцах успевают сделать два Похода в сезон, что, в принципе, выводит на результат. Работать на такой мне пришлось потом, в Арктике, на Мысе Баранова, где риски поменьше.
— Скажите, а «Харьковчанка», сделанная специально под Антарктиду, она позволяет в Походе восстановить силы — вы, если не ошибаюсь, по двенадцать часов идёте, а потом и водителям надо отдыхать?
— Чистая «Харьковчанка» — слишком дорогой проект. Это АТТ с удлиненной базой для лучшей проходимости, широкими, не проваливающимися, и практически не буксующими гусеницами, и она везёт на себе настоящий дом, с собственной Энергетической установкой, спальниками на восемь человек, туалетом, кухней, и всем остальным, что может понадобиться. С прекрасным доступам изнутри к основным узлам тягача, штурманской рубкой, и радиостанцией. Их было выпущено Харьковским Заводом имени Малышева всего несколько машин, показавшие отличную надёжность в Походах. Мы ходили уже на «Харьковчанках — 2», у которых жилой балок устанавливается непосредственно на тягач АТТ. В обслуживании, она обыкновенный тягач, на котором мы меняли и коробки и двигатели прямо на свежем воздухе. Чтобы до них добраться, надо снимать кабину, отстёгивать радиаторы, трубопроводы, подгонять кран… Это, так сказать, бюджетный вариант, но в принципе, он приемлем.
На марше Поход сильно не растягивался, максимум, между машинами могло быть пять километров — рации на таком удалении работали настолько великолепно, что мы в режиме конференции не только получали информацию о маршруте, и о каких — то наших делах, но и часто обменивались шутками, иногда и нештатными, поддерживающими в команде боевой дух…
— Во время Похода вам не случалось попадать в ураганный ветер — в 40, 50 м/с?
— На пятьдесят метров мы попали на выходе в мой первый Поход. Едва мы вышли, и отошли от станции не очень далеко, прошли только зону трещин — мы её проходили целый день, машины валились в них друг за другом, мы их вытаскивали, рвя троса и ломая сани, шли, как по минному полю без карты… Отошли от Мирного буквально километров двенадцать, и — дунуло все 50 м/с! Вот тогда и был самый сильный ветер. Мы сидели в балках, питание на «сухпайке», выход запрещён на улицу полностью!
— Весь Большой Поход занимает у вас 3 месяца: два из них вы вскарабкиваетесь на четырёхкилометровую высоту «Востока» — потом спускаетесь назад к «Мирному», но это всего за месяц, потому что вы идёте пустые?
— Да, пустые машины, каждая из которых тянула в гору 60 тонн, идя весь маршрут на «Восток» на 1-й передаче, со скоростью не более 4 – 5 километров в час, — к дому они идут на повышенных передачах.
— И на сколько километров за сутки вы пробивались в гору?
— Максимально — на пятьдесят, но бывали дни, когда проходили не более, километров пяти или десяти. По мере удаления от Мирного, характер погоды меняется на более суровый, и не предсказуемый. В конце маршрута кажется, что у тебя руки вместе с мозолями и цыпками отваливаются. Нашей заботой становились и ветер шквалистый, при котором видимость почти пропадала, и снег — сыпучим песком, и то, что на высоте двигатели почти не тянули, не говоря о самочувствии нас самих — первые дни в невесомости, как я слышал, у космонавтов почти такие же. Давление падает вместе с количеством необходимого дыханию кислорода, когда в тягаче идёшь в промёрзшей кабине, с поднятым лобовым стеклом. Пальцы на рычагах скрючивает так, что не разогнуть, а пальцы на гусеницах наоборот вылезают, и тебе то и дело приходится выскакивать и махать кувалдой, а потом догонять колонну на чахнущем от отсутствия всё того же кислорода двигателе…
Вот это и спасает — цыпки с мозолями, с ними уже как-то не думается ни о высоте, ни о кислороде, да и машина скучать не даст. Узкие места АТТ во время Похода , это вся машина, но ремонтировать что — то приходится на обжигающем каждый клочок кожи морозе. Главное — не бояться. Хотя бывали моменты, когда становилось действительно страшно. Например, если в метели не видно огней впереди идущего, появлялась возможность потеряться.
— Дружеское плечо вещь неофициальная — скажите, в Антарктиде такие связки работают, или лучше полагаться только на свои силы?
— Люди в колонну должны подбираться, как космический экипаж — выносливые, надёжные, которые на — ты с техникой, и умеют, если это необходимо, включать или отключать фантазию. В дороге ведь всякое в голову приходит — иногда преследует ощущение другой планеты, но чаще реально кажется, что это работа для Лунохода…
— Тогда Вам чисто мужской вопрос: Вы ведь в армии служили в разведке, — пошли бы Вы в разведку с такими ребятами?
— Да, безусловно, — вообще, не раздумывая!
— А что Вы можете рассказать о подледниковом озере — ваш путь к Востоку проходил прямо над ним?
— Озеро Восток? Озеро берёт начало в районе Комсомольской, как раз, на половине пути к Востоку, и станция — другая его оконечность, а это километров шестьсот, примерно, как от Москвы до Питера.
«Наука», в составе нескольких Походов, по Озеру ходила, сверху его зондировали радиолокационщики и сейсмологи, они отбивали рельеф дна. По глубине оно чуть меньше Байкала, а значит, в состоянии дать начало будущему морю, и, может быть, даже… подлёдному.
В замёрзших шурфах воды, взятой с его поверхности, нашли микроорганизмы, которых больше нету нигде. Выходит, это логично, продолжать исследовать Озеро, а значит, и держать эту станцию на Краю земли, несмотря на все трудности. Пока оно сумасшедших открытий не принесло, но все напряжены — ждут. Исследование его может растянуться на долго, возможно, главные свои секреты Озеро отдаст уже двадцать второму веку…
А знаете, я всё — таки, свою чашку чая из Озера Восток выпил: кусочек керна был растоплен, заварен, — на вкус он был обыкновенный, антарктический, но я понимал, что пью многомиллионолетний!
На Востоке нам сделали экскурсию в кернохранилище, где показали керн с отложениями пепла вулкана Везувий. Извержение его было довольно мощным, пепел распространился по всей атмосфере, и в Антарктиде он тоже осел.
— Н-да… Где-то на белом свете, там, где в снегах Восток — место, куда из двенадцати месяцев в году девять никто ни на чём не может добраться. Как Вас впервые встретил Восток, чем поразил?
— Во-первых, чувством победы: вот, наконец, колонна остановилась, и дан салют из ракетниц — мы на Востоке! Встретили нас по старой доброй традиции — стол на улицу, насмерть промёрзшие бутерброды, замерзающее в бокалах шампанское, без этого ещё ни одна встреча Походов не обходилась.
— А какой Вы увидели саму станцию, или это было тяжёлое ощущение — она ведь ушла под снег?
— Восток это… Если в Мирном смотришь в одну сторону — там море до горизонта, в другую сторону — до горизонта белое, то на Востоке, в какую бы ты сторону ни посмотрел — до горизонта всё белое, и поначалу даже в голове не укладывается эта бесконечность, белое безмолвие без предела, не по Джеку Лондону, как-то, по-своему…
Мы пришли в разгар лета, на улице минус тридцать, что при наличии сухого воздуха, и почти полном отсутствии ветра, совершенно не ощущается. Можно прогуляться по станции в одной рубашке, и даже не почувствовать этот минус, как это, скажем, в Питере, или в Архангельске. Зато когда там зима, в июльскую «стужу» даже нос хочется убрать в рукавицу, а лишнее открытие рта пошире может завершиться ожогом лёгких. Именно в этом единственном на Земле месте температура может опуститься до ниже нижнего — минус 89,2 градуса по Цельсию. Вы про «Клуб-200» слышали?
— Я хочу услышать от Вас?
— Это, когда люди, зимующие на Востоке, дожидаются падения температуры на улице, примерно, до минус 80-ти по Цельсию. Сауна для троих на Востоке нагревается до плюс 120-ти, таким образом, разница в температурах — двести градусов.
Но я думаю, даже на Востоке членами клуба становятся не все подряд: после такой сауны в снег — как на амбразуру лечь, в эту элиту попасть могут только весьма не хрупкие люди.
— Владимир, я задам вопрос, на который Вы можете не отвечать: про тех, кто навсегда остался во льдах шестого континента, говорят — их поймала Антарктида. Про её ловушки Вы знаете не понаслышке. Вы хорошо помните день 20 октября 2008 года, это была Ваша вторая экспедиция, когда колонна из несколько машин отправились на «Восток. Вы мне расскажете о том, что произошло дальше — историю падения тягача АТТ в глубокую трещину, когда погиб человек?
— Вы правы, только не знаю, с чего начать: всё, что случилось с Димой Ломакиным — трагическая случайность, потому что, его там быть не должно было в тот момент…
Когда мы вышли из Мирного, Димина машина была ещё не закончена, поэтому он с нами даже идти не должен был — он оставался на станции. Мы выдвинулись, я шёл второй машиной, водителем камбузной «Харьковчанки». Где-то уже километрах в шести от Мирного, началось это поле трещин, которые мы проходили, даже не замечая. Во-первых, они невидимы, во-вторых, в пути на них любоваться просто нет времени, всё твоё внимание поглощено впередиидущей машиной, которая для тебя ориентир. На этот раз нам попалась просто аномальная трещина-таких мы ещё не видели…
По ней, не останавливаясь, благополучно прошла командирская машина на полном газу, не провалилась даже моя с санями, и только после прохода моих саней слегка обвалилась часть снежного моста под ними. Я притормозил, посмотрел назад… Колонна техники встала. Мы, когда осознали размеры открывшегося ледяного зева, только посмотрели друг на друга — без слов…
Потрескавшийся от мороза лёд напоминает потрескавшуюся от жары землю — коварства припорошённых снегом ловушек невозможно преувеличить. Старший механик, бывший у нас за командира, оценив обстановку, принял решение везти со станции брус — поверх снежного навести деревянный мост. Связавшись со станцией, он попросил Диму притащить сани с брусом — это был приказ старшего. Димка через пару часов, догнав нас, проехал по этой трещине, оставив сани прямо на ней, мы раскидали брус, и когда переправа была готова, Дима отцепил сани и развернулся — ему надо было проехать над трещиной, по мосту, обратно для возвращения в Мирный, но случилось то, чего не ожидали ни мы, ни он — мост под ним проломился, и он на наших глазах ушёл…
— Я думаю, вы до сих пор этому не верите…
— Димка был мировой парень, он знал, что делает, но не всё можно предусмотреть, особенно в Антарктиде.
— Толщина мостка — её не хватило… На Ваш, теперь уже опытный взгляд, кто и что тогда сделал неправильно?
— Старожилы Антарктики хорошо знают, что ледовая трещина может не заканчиваться на кончике Вашего взгляда — иногда её глубина доходит до полукилометра и больше, но, главное, их чаще всего не видно, поэтому, гнать нельзя, чтобы успеть остановиться, или, если не повезёт, на ходу покинуть машину. Ломакин правил не нарушил — пошёл с открытою, как и полагается, дверью, на низкой передаче. Может быть, ему не хватило опыта, и вместо того, чтобы выскочить из валящегося тягача, он до последнего пытался утянуть его — не случилось…
Диму оставили в его машине, как в саркофаге — шесть проскочивших страшную ловушку машин должны были продолжить маршрут. Дима хотел быть с нами в этом Походе — он с нами…
Можно сказать, что человек зря погиб, а альпинисты, которых никто в горы не гонит, зря гибнут? В Антарктиде всё резко, всё крайне: день — ночь, четырёхкилометровый лёд — и тёплые комочки пингвинов, жизнь и смерть, как бы это ни было громко сказано — он просто не заметил границы…
— Вы перестали ездить в антарктические экспедиции сразу после этой трагедии?
— Скорее всего, — да, но были и другие причины. Например, та, что Антарктида испытывает на прочность не только нас, но и наши семьи — из 53-й меня жена не дождалась. В общем-то банальная вещь, но к этому не скоро привыкнешь. Сейчас я снова женат, нас уже четверо, и я считаю, что этим «подарком Антарктиды» рисковать не имею права. Я поменял Антарктику на Арктику — мне Север ближе, вот как-то так.
Но я поддерживаю связь с ребятами, которые вернулись оттуда, или собираются туда, мы с ними встречались на Северах. Недавно они улетали на Мыс Баранова самолётом ИЛ18 Архангельск — Хатанга, от них я узнал, что сейчас закупается много новой техники для Антарктиды, десятки немецких вездеходов как раз для доставки генгрузов, необходимых для строительства новой станции Восток. В 2021 году начнется монтаж первой её части, а полностью станция будет готова в 2023 году.
— Спасибо Вам за этот рассказ, за Ваш труд в Антарктиде и в Арктике, за то, что Вы такой, каким я себе и представлял настоящего российского полярника — крепкий, добрый, надёжный, и который сделает всё, чтобы не было «за державу обидно».
Ну, чего Вам пожелать, Вы человек сильный — сами себе всё добудете, а пожелаю я Вам, чтобы сын Вами гордился, а жена и дочка любили!
Игорь Киселёв
