Елена Сафонова: мы не умеем щадить и жалеть друг друга

Она сыграла главный женский образ перестроечной эпохи – Ольгу из «Зимней вишни». Красивую, мудрую, интеллигентную мать-одиночку, которая ищет свое семейное счастье. Многие женщины увидели в ней себя, да что там многие – полстраны. Так к Елене Сафоновой пришла зрительская любовь. Спустя тридцать лет после премьеры «Зимней вишни» можно констатировать – Сафонова не дала повода в ней разочароваться. В желтых скандалах не замечена, ради пиара из кожи вон не лезла, даже интервью она практически не дает — «хотелось бы побольше оставлять собственного багажа для самой себя». Для нас Елена Всеволодовна сделала исключение и поделилась «багажом», тем более, что он у нее совсем не легкий.

О КИНО КАК СКАЗКЕ

Мне было пять лет, когда вышел фильм «Человек-Амфибия», и, конечно, я была покорена красотой его героев. Весь фильм мне казался сказкой! Это, может быть, был первый раз, когда я посмотрела художественное кино и поняла историю. И плюс ко всему — буквально после того, как лента вышла на экраны, я с папой поехала в киноэкспедицию в Крым, в Ласпи — в то место, где снимали «Человека-амфибию». И когда мы купались, то на пляж волной выбрасывало остатки хвостов, каких-то предметов из каучука, реквизита, который делался для этой картины. Это самое-самое яркое для меня воспоминание! Но я не из-за этого фильма стала актрисой. Мой выбор предопределило, наверное, то, что я жила в актерской семье жила и в актерском мире выросла.

О «ЗИМНЕЙ ВИШНЕ»

Игорь Федорович Масленников, режиссер «Зимней вишни», хотел на главную роль Наташу Андрейченко. Но она не смогла приехать на съемки, и я была артисткой, на которую вынуждены были согласиться. Видимо из тех, кого режиссер не хотел, я была лучшей — менее плохим вариантом. Он поначалу относился с недоверием ко мне. Но после первого просмотра материала подошел ко мне на площадке и так с удивлением, глядя на меня, сказал: «Лена, я хочу вам сказать…». Я помню, так перепугалась, я думала, сейчас услышу: «Лена, я хочу вам сказать, что, к сожалению, мы вас убираем вообще, чтобы вас не было больше в картине!»

Но вдруг Масленников говорит: «Лена, вы молодец, это очень хорошо!». От счастья я даже не знала, что сказать, я не ожидала, что мне вообще кто-нибудь когда-нибудь скажет такие слова.

Я на самом деле очень серьезно отнеслась к этой работе, я помню, что даже, приходя после съемок, вдумчиво продолжала изучать сценарий и завтрашние сцены. Я искала мысль, которую я буду думать и, прямо, очень хотела, чтобы зритель на экране эту мысль видел.

То есть, я работала. Я по-честному работала.

О ВИТАЛИИ СОЛОМИНЕ

Он замечательный, он был профессионал, который не делал мне никаких замечаний. При этом он прекрасно понимал, что ему подсунули девочку с институтской скамьи, в то время как он уже был известным артистом. Но я никогда от него не слышала никаких режиссерских замечаний, он относился ко мне, как к партнеру. То есть, он абсолютно на равных был. И таким он был всегда. Мы с ним потом еще неоднократно работали, но мы так мало общались по-человечески в жизни! Не потому что Виталик был плохим, а потому что просто он старался не общаться.

Я на самом деле это очень приветствую, так ты тебя распатрониваешь, так ты раздаешь свою энергию, свою какую-то внутреннюю собранность и силу просто на какие-то пустые разговоры, на сотрясение воздуха. Вот он этим не занимался, он сидел в своем уголочке, и мы практически не общались, хотя, повторюсь, снимались достаточно много вместе.

ОБ ОБРАЗЕ ВАДИМА И О МУЖЧИНАХ

Тот персонаж, которого Виталий сыграл в «Зимней вишне» — образ абсолютно нормального мужчины, любого нормального мужчины. Если у тебя есть семья, устоявшиеся отношения какие-то, и вдруг в твоей жизни появляется кто-то, и не просто какая-то девочка, а когда при этом еще рождаются чувства, то это очень сложная ситуация, и человека можно пожалеть. И любой человек имеющий семью понимает, что это не плохо и не хорошо, просто так случилось. И перед любым человеком, так или иначе, встанет вопрос: а кого я люблю, жену, или я люблю вот этого другого человека? Очень сложно с этим жить, очень сложно врать, быть лжецом очень сложно.

Любой нормальный человек понимает, что оставить жену из-за того, что я встретил другую – это неправильно, но иметь кого-то другого — это тоже неправильно, поэтому Соломин играл просто нормального мужчину, который попал в очень сложную ситуацию.

Я к мужчинам отношусь очень хорошо. Я очень не люблю, когда женщины начинают говорить: «Ой, мужики все козлы». Это ужасно, это пошло и неправильно. Я люблю мужчин, просто мужчины другие и мы другие, мы друг от дружки очень отличаемся. Уже доказано, что они одной половиной мозга думают, а мы — другой. Мы очень разные, но как можно женщине не любить мужчин, мы же мамы сыновей, и если мужчины получаются какими-то неправильными, то это наша ошибка.

Поэтому я считаю, что неправильно обвинять мужчин в чем-то, вообще не надо обвинять ни женщин, ни мужчин, просто мы так созданы. Две половинки, если нас склеить правильно, то, наверное, получится одно хорошее целое.

О СТРАХЕ ПЕРЕД МАРЧЕЛЛО МАСТРОЯННИ

После «Зимней вишни» мне стали поступать в большом количестве предложения работы, потому что до этого у меня просто не было предложений, и вдруг у меня дома стал часто звонить телефон.

Правда, мне практически все время предлагали роли, похожие на то, что я делала в «Зимней вишне», иногда один в один, и я отказывалась. Но, к счастью, было много интересных, хороших режиссеров, которые сыграли большую роль в моей жизни.

Например, возникли «Очи Черные», где у меня совершенно другой персонаж, и возникла работа с Никитой Сергеевичем Михалковым. Для меня это и сейчас высочайший режиссёрский уровень, а тогда, представьте, молодая артистка, у которой всего несколько фильмов на счету, и вдруг работать предлагает Никита Михалков! А там еще снимались Марчелло Мастроянни, Марта Келлер, Изабелла Росселлини.

Когда мне назвали этот список, у меня просто все поплыло перед глазами, и меня обуял такой дикий страх… Я не понимала, как я буду с ними работать, потому что для меня даже на слух: Марчелло Мастроянни и Елена Сафонова – ну это как? Я не смогу! Я плакала, и даже хотела отказаться, я боялась проигрыша собственного рядом с ним.

И только Михалков как-то дал мне такой толчок, что нечего бояться, все сделаешь, все будет нормально…

После этой картины ко мне пришла европейская известность.

ПРО ЭМИГРАЦИЮ ВО ФРАНЦИЮ

Я не могу сказать, что они приняли меня как свою, французы вообще народ такой очень дистантный, осторожный… Я их очень люблю, на самом деле, это умная и хорошая нация. Они хороши тем, что они умеют усмирять самих себя, они умеют сами себе объяснить, что не надо гневаться – вот ты меня раздражаешь, иностранец, который приехал сюда, но ты тоже человек.

Они умеют наступить на себя и начать уважать того, кто не такой как они. Хотя французы снобы, и, конечно, считают, что лучшие, но там умеют уважительно относиться к другим. Мне это нравится. Они, может, не приняли меня за свою, но отнеслись очень хорошо, очень уважительно, приняли меня в свое творческое сообщество, и я, так сказать, у них работала. Снималась в кино, играла в театре.

Сегодня я живу в России, но часто бываю во Франции — у меня там сын. Правда, сейчас туда летать так дорого, что уже начинаешь думать — нет, уже так часто, как раньше, не могу. Просто потому что курс другой стал, и тысяча евро сегодня это уже другая сумма.

О БОЛИ ЗА РОССИЮ

Я очень люблю Россию. Если угнать меня во Францию и сказать: никогда в Россию шагу не сделаешь — я не смогу. Во мне русские корни. Но наша страна такая сложная, и сколько же она нам проблем создает! Я же очень много езжу со спектаклями, и эти картинки наших разрушенных изб, брошенных полей, никому не нужных, вызывают во мне жалость и вопросы: почему так? А с другой стороны — какое-то материнское чувство: ну что поделаешь, вот у меня такая родина…

Родина меня угнетает, знаете, чем? Тем, что мы не можем ничего с собой поделать. Какие бы не издавались указы, сколько бы не сажали воров, как бы не пытались искоренить коррупцию – все равно что-то есть в нашем менталитете, что ничем не проймешь. Все равно заброшенные поля, все равно покуроченные леса, все равно избушки на курьих ножках. Во мне эта перекуроченность, вечная наша неустроенность, конечно, отдается болью, как у каждого нормального человека. Вот недавно поставили у нас рядом с домом новый забор, через день, видимо ночью, кто-то в него въехал, он уже весь изогнутый, а его сейчас еще покрасили ярко зеленой краской, вместо того чтобы поправить.

Я бы очень хотела, чтобы мы жили хорошо, но жить так мы начнем, когда начнем так относиться друг к другу. Не надо любить друг друга, каждого прохожего: ой, любимый, дорогой, хорошей тебе дороги. Но нужно относиться друг к другу уважительно.

Да, ты мне не нравишься, да, мне не нравится твой вкус, мне не нравится твоя мама, твоя теща, меня раздражают твои дети, но я не имею права орать на тебя, я не имею права говорить тебе какие-то хамские слова… Я имею право выразить свое недовольство. Но очень уважительно. Сказав: «Извините, пожалуйста, но ваши дети так кричат, они нас беспокоят». Мы не научились уважать друг друга, и самое главное — щадить и жалеть друг друга. Вот если бы мы этому научились, то мы стали бы жить, как живут в той же Европе.

О ЖЕНСКОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ

Я думаю, это очень кажущийся момент, что нам хочется независимости. Мы хотим независимости, но на какую-то частичку. Я не знаю ни одной женщины, которая бы сказала — я хочу вообще, чтоб мужчин не было, я независимая, я сама на себя заработаю, я сама воспитаю, мужчина мне нужен только для того, чтобы родить детей, а дальше я сама. Нет таких женщин.

Каждая женщина мечтает встретить мужчину, который останется с ней рядом навсегда и будет о ней заботиться, будет ухаживать за ней. Об этом мечтает любая, даже самая бизнес какая-нибудь леди, которая всего добилась без помощи мужчин.
Но мы не можем жить друг без друга, мужчины, вы не можете без нас, мы не можем без вас, поэтому разговоры о независимости мне кажутся досужими — на самом деле они не по правде.

Мы все хотим иметь все, много и навсегда, и мы просто не умеем поделить время и самих себя и на карьеру, и на семью, и на любовь, и на все остальное. Не умеем правильно распределить то, что приходит в руки, что дано в этой жизни, чтобы потом сказать – вот все было! И это было, и то было! Проблема здесь в нас самих, а не в чем-то.

О СЧАСТЬЕ

Я, наверное, достаточно счастливый человек, потому что я умею порадоваться мелочам. Вообще, чем дальше, тем больше понимаешь, что тебе надо совсем немного для счастья. Если в молодости я мечтала: ах, мне бы какой-нибудь такой огромный, огромный дом, то сейчас я думаю — огромный дом? А что я там буду делать? Его же надо убирать, да я с ума сойду, не приведи Господи! Я обнаружила, что вся моя жизнь проходит на кухне, мы все живем на кухнях, мы на кухнях собираемся. Даже если есть столовая, все равно на кухне хорошо посидеть…

Мне на самом деле для счастья нужно очень немного, мне надо чтобы я могла позволить себе: ну, естественно, побывать во Франции, чтобы повидаться с сыном, чтобы я успела съездить отдохнуть, и чтобы я действительно отдохнула, а не просто быстро позагорала, обгорела, устала от жары, и уставшая вернулась в Москву.