Ж-ж-ж — мобильный телефон ездил по столу, словно толстый черный жук. Павел спешил схватить его, вытирая на ходу руки полотенцем, пока этот жук не замер в бессилии на краю стола.
Ж-ж-ж — мобильный телефон ездил по столу, словно толстый черный жук. Павел спешил схватить его, вытирая на ходу руки полотенцем, пока этот жук не замер в бессилии на краю стола.
Давно меня уже просят написать заметку с перечислением имён забытых русских поэтов и песен, романсов, которые написаны на их стихи. Когда я стал интересоваться, то обнаружил, что у очень многих песен, которые мы считаем народными, есть авторы. Многие из них напрочь забыты. Знаю, что многие авторы и истории песен заслуживают отдельных заметок, да и настоящих исследований, как, например, я написал заметку о Всеволоде Крестовском и двух песнях на его стихи. Но здесь ограничусь всего лишь перечислением. Итак, начнём хронологически.
Заканчивалась тёплая июльская ночь. Белых ночей уже почти не было, но тёмные ещё не наступили. Само слово «ночь» для этих мест и в это время совсем не подходило. Закат плавно переходил в рассвет. Видно было, как нежная розовая зорька медленно двигается по краю неба от запада на восток. Этот путь для неё, как в русской сказке, был очень коротким. Казалось, что в разгар короткого северного лета, восток и запад приблизились друг к другу, чтобы сократить сумерки и увеличить летний день, насыщенный солнечным светом и крестьянским трудом.
Какие книги стоит прочитать человеку? Советуют наши выдающиеся современники.
Советует Игорь Золотусский:
Рыская сегодня на беcкрайних просторах Контакта, наткнулся на передачу («ток-шоу»), посвящённую 130-летнему юбилею Сталина. В ней участвовали с одной стороны сталинисты «старой гвардии» — Зюганов, Харитонов, Квачков, Леонид Жура, а с другой — «либеральные мальчики — НТВ-шники»: Антон Хреков, Алексей Пивоваров, Леонид Парфёнов.
Пушкин сказал: «Петербург — прихожая, Москва — гостиная, деревня есть наш кабинет». Очень точно сказано.
Уже очень давно, больше двадцати лет назад, в тихом провинциальном городке проходило моё советское детство. Была комната в коммунальной квартире, был большой двор, на окраине которого росли огромные развесистые тополя. За тополями, в глубине двора стояли старые деревянные сараи, в которых хранился всякий ненужный хлам. У каждого жильца коммуналки была своя небольшая сарайка. Как-то прохладным летним вечером, когда накрапывал дождик и шумели от ветра те самые развесистые тополя, мы с отцом решили разобрать хлам в сарайке, оставшийся от предыдущих жильцов. Выбросили много всякого мусора. Но вот в глубине помещения я наткнулся на стопку каких-то старых, потрёпанных книг.
Часто мы говорим о вкусах: о том, что о них не спорят, о том, что их нет, или что они разные. А откуда берется этот самый вкус? Мне думается, только из одного источника – от приобщения к Великому – к людям, книгам, произведениям, идеям, природе. Услышал я однажды крошечный фрагмент – первое четверостишие из Элегии Пушкина в исполнении Ангелины Степановой, и, как мне кажется, приблизился к пониманию того, что значит великая поэзия и великое исполнение.
Двадцатый век принес много страданий и катастроф нашему народу. Трудно сказать какая эпоха нашей истории была самой тяжелой, однако двадцатое столетие, бесспорно, относится к одной из самых драматичных эпох. Одной из таких трагедий было разделение русского народа после революции 1917 года. Многие уехали в эмиграцию, некоторые были даже насильственно отправлены.
Как-то слушал я передачу умнейшего человека Николая Николаевича Лисового, где он рассказывал много интересного о рае и аде, о Воскресении Христовом, о реальности священной истории, о многих филологических находках.