Почему новый блокбастер по роману Иванова не спасет наш кинематограф? Для меня главное отличие экранизации от раннего романа Алексея Иванова – в ней нет чувства родной земли. Ни радости, ни гордости, ни даже тоски по безвозвратно ушедшему прошлому – тех чувств, которые, случается, приходят, когда прочитаешь хорошую книгу. Помню же я свои первые ощущения от рассказов Паустовского или Пришвина, когда мне стало вдруг прозрачно и понятно: как крепко связана моя жизнь с родной землей.
Лет пятнадцать назад – а я тогда жил на Урале – прочитав роман «Сердце пармы», я тоже кинулся искать в энциклопедиях: кто населял нашу землю в средние века, кому молились наши предки, как и почему раздвигали пространства… Кому-то покажется, что это чересчур сентиментально. Кто-то спишет все на юношеский пыл… Но о чем роман? Сам Алексей Иванов в те времена настаивал на том же: «Сердце пармы» больше про сердце, чем про парму (уральский хвойный лес): «Идею своего романа сформулировал бы без оригинальности: обретая родину, обретаешь нравственность; обретая нравственность, обретаешь судьбу».
Чего я ждал от нового кино? Конечно, было бы наивно говорить, что я пошел в кинотеатр на новый фильм Антона Мегердичева — за этим чувством родины. Хотя – почему бы и нет? Так много разговоров о том, как много мы ждем от современного российского кинематографа. Ждем — чего?
С первых же кадров ясно: создатели картины думали о зрелищности. Четыре года работы! И сюжет такой, что есть разгуляться. Замысловатая история местных язычников с их кровавыми обрядами, затерянные среди гор и скал поселения и капища, быстрые реки, позолоченные осенью склоны. И даже с боевыми оленями. Писатель просит, чтоб не требовали от художника документальной точности – но про оленей утверждает, что такие в самом деле были.
Чем дальше смотришь, тем все чаще замечаешь: целые сцены и даже портреты героев – все это уже где-то было. Вот чистые «Хроники Нарнии». Вот образы и приемы из фильмов об Астериксе и Обеликсе – я не шучу, персонажи, как две капли воды похожие на всех тех друидов, галлов и викингов, вдруг очутились на Урале в XV веке. В момент решающего боя герои вдруг становятся похожими на зомби, затасканных по сотням кинолент. Всего намешано. Мне показалось, это странно. Может быть, тут – пародия?
Многие сравнили фильм «Сердце пармы» с модным сериалом «Игра престолов». Это ли не успех? По мнению Алексея Иванова, «в каком-то смысле» они, может быть, «единоприродны» — там фэнтези имитирует исторический роман, здесь исторический роман создан по лекалам фэнтези. И все-таки писатель аккуратно просит не ограничиваться этим сравнением.
В самом деле. Смотрим дальше. Мне, наверное, не повезло: в зале никто не аплодировал, не плакал и не умилялся. Посреди сеанса половина зала – не преувеличиваю – опустела. Не сдаюсь – смотрю, чем дело кончится.
В первых же сценах на экране пьяные московиты лупят кулаками по столу. И дальше с геометрической прогрессией растет число героев – самодуров, алкоголиков, развратников. Притом, тщеславных. А какими еще можно этих московитов изображать? К чему ни прикоснутся – унижают. Русские полчища катком проходят по противнику – а он готов сражаться до последнего уральца. Среди множества карикатур единственное исключение – герой Евгения Миронова, креститель пермяков Иона. Красивый, кстати, факт: как раз актер Миронов заказал на Афоне и подарил икону святителя одному из уральских храмов, в окрестностях которого проходили съемки.
Чуть ли не все 160 минут язычники Урала бьются с московитами. Чуть утихомирились – у москалей раскол, против своих пошел русский же князь Михаил (Александр Кузнецов). С чего и почему? – с аргументацией и мотивацией проблемы не у него одного, у всех героев. Вроде бы побеждает московитов – и быстро распускает всех уральцев по домам: вернутся русские, и всем несдобровать. Но князь положит еще много братьев-московитов.
Поймали наконец, сажают в клетку (а чего еще от них ждать?), везут к Ивану III. Герой у Федора Бондарчука – тоже пародия, не царь – как шоумен на телепередаче, рассказывает непокорному о новой мессианской роли Руси, которая вот-вот станет Россией, а все народы на ее территории русскими. Князь Михаил прозрел, целует крест – но на Урале, назло русским воеводам, поселяется в Чердыни, символе несмирения с Москвой…
И тут к Михаилу из леса выходит коллектив песни и пляски в расписных костюмах, с заплетенными косами. Вот оно: народный дух пошел. И, разумеется, вернулась и его любимая женщина-оборотень, слинявшая недавно с вождем язычников. Хэппи-энд, финальные титры, под ногами захрустел попкорн.
Запомнилось: как сцены водружения креста святителем на деревянную часовню переплетаются сценами рубилова православных с язычниками. Эффектно, хоть и в лоб. Возможно, этот прием был бы уместнее в сене диалога Михаила с Иваном III про русское самосознание – по крайней мере, выглядело бы, как метафора. Помните образ колокола в «Андрее Рублеве» Тарковского? А так, все, кажется, впустую. Вообще все.
Кто-то из критиков сказал о фильме: «масштабно, но бессмысленно». И не поспоришь. И уральские пейзажи не спасают – те, которыми в другой экранизации Иванова «Географ глобус пропил» у режиссера Александра Велединского казались органичными.
Хорошо ли это – говорить о том, что фильм, которому кинопрокатчики прочат успешные сборы, на самом деле неудачен? Рекламы много, разговоры: зрители снова пошли в кинозалы, таких картин сейчас нам не хватает, нужно минимум по две таких ежемесячно, хотя бы четыре таких фильма нужно в год! Но… если по-честному, а нужно ли – таких?
Максим Васюнов
