— Мало что известно о Ваших путешествиях по России, во всяком случае, большой огласки они не получили, а ведь мы восьмая часть суши, по территории — почти Марс. Не станем ли мы свидетелями повторения Вами маршрутов землепроходцев — пути казаков к горам Алтая, или Ерофея Хабарова к нашим тихоокеанским границам?
— А я уже ходил маршрутом Арсеньева, автора «Дерсу Узала», по Уссурийской тайге, а до этого пересекал Чукотку на собачьей упряжке и сплавлялся на плоту, как Тур Хейердал, только по Лене, которая сама — целое море, и течёт…
В 1989-м я проехал на велосипеде с моим братом и моими друзьями из Америки через всю нашу страну. Мы выехали из Находки, и через Москву, финишировали в Санкт-Петербурге, тогда ещё, Ленинграде, ехали пять месяцев, а через два года тем же маршрутом я прошёл на внедорожниках «Mitzubishi Padjero» с товарищами из Австралии, выехали из той же Находки, а приехали в за пять недель в белорусский Брест, и всё по нашей стране, так что, ей, стране, на меня обижаться грех.
Я прошёл 4000 километров по енисейской тундре, от Салехарда — до Хатанги, я даже в 2002-м сел верхом на верблюда, чтобы пройти 1000 километров в Кызыл Кумских песках, по следам «великого шёлкового пути», и на «Северный полюс» я ходил с «Северной Земли», а это наша страна. Наша страна самая красивая, по ней хочется путешествовать. Если мне представится возможность снова повторить какой-то маршрут или пройти новым, можете не сомневаться, я это сделаю.
— Вера — ещё один крик Вашей души, которую Вы приняли, как праздник, который всегда с тобой. У меня странные отношения со священнослужителями: с Владыкой Иларионом я говорил о музыке, а Вы второй священник, с кем я беседую, но тоже не на темы близкие к вере, и, тем не менее, у меня есть вопросы: Вот, например: в мире, где разные люди, в основном, притворяются разными людьми, Вы редкое настоящее — Вами построен небольшой храм Святого Николая Чудотворца, покровителя путешественников. Вы его покровительство ощущаете?
— Конечно! Без его обо мне заботы, я бы не выжил…
— Я заметил странность — Вы с ним похожи, особенно в облачении…
— Это не удивительно: он самый лёгкий, самый быстрый и самый добрый, к тому же, он покровитель нас, путешественников. Святых, Игорь много, все святые, а на кого опираться, сердце подсказывает. Николай Чудотворец, писанный по моему эскизу, в космос отправился, с тех пор он постоянный член экипажей МКС — в одной его руке парусник, в другой — Мыс Горн.
— А какие иконы Вы ещё берёте в свои дороги, чтобы Силы Небесные были всегда на связи?
— Вы правы, я беру их с собою во все дороги, и в шар, и в лодки, и не одну — их целый иконостас. В Бездну Челленджера тоже без них не отправлюсь — пусть защищают.
— 22 мая 2010 года Вы были рукоположены в сан диакона, и это дало Вам основание заявить о прекращении путешествий: «я уже сорок лет путешествую, как Моисей по пустыне — мало времени осталось, чтобы помолиться». Но менее чем через месяц стало известно, что Вы отправляетесь в новую экспедицию, теперь в Эфиопию… Фёдор Филиппович, — Вам Бог разрешил изменить свои планы или просто сердце позвало, почувствовали, что надо, и — вперёд!?
— Мой хороший Игорь, у нас Русское Православие и вера, как кто-то считает, это только бабушки…
Как только меня рукоположили, у всех сразу встал вопрос — а где я буду служить, в каком приходе, и я сразу скажу — у меня приход путешественников: 113 человек у меня в приходе, и храм у меня — «Храм Николая Чудотворца», в Москве, на улице Сокольнической, дом 77.
В нём я встречаю и провожаю ребят, которые идут на Эверест, идут вокруг Света, читаю за них молитвы. Я знаю, что это не совсем обычное и, может быть, неправильное служение, я не крещу, не венчаю, не отпеваю, но я благословляю мужественных людей на путешествие или покорение таких вещей, где можно потерять жизнь. Доходят ли мои молитвы до самого Бога, я точно не знаю, и никогда не узнаю этого на земле, но если они дойдут до сердца человека, за которого я молюсь, и укрепят его, значит, мой храм нужен, и я служу правильно.
Может быть, это и вызов, а я считаю, что и Божья милость и Православие должны коснуться каждого человека, будь то космонавт, летящий на МКС, лётчик за штурвалом или водитель стотонной фуры. Пусть они не приходят в храм, но если я за них помолюсь, и попрошу Господа их хранить, то, может быть, они и улетят дальше, и перевезут больше, ведь все стремятся побить собственные рекорды, и им я хочу служить. Второе: хотим мы того или не хотим, — был, есть и будет Эверест! Я когда шёл на него второй раз, уже священником, меня мой духовный руководитель, Владыка Иосиф, спросил: «Там будут твои чада?» Да, отвечаю. «Значит, и ты должен идти. У подножия Эвереста их благословлять. А раз они идут на вершину — и ты отправляйся наверх».
Мне могут сказать — это грех, подвергать свою жизнь опасности, и я соглашусь, да — это грех, но сильные люди всегда шли, и будут идти к вершинам, и подвергать свою жизнь опасности, а не пробки создавать. И я для них буду священником, а если понадобится, то и проводником. Мы отвлеклись, и я забыл ответить на Ваш вопрос: экспедиции мои были настолько сложны, что без веры я бы почувствовал разрушение, и не смог бы продолжить.
Я счастлив, что в моем роду много священников, что я сам учился в духовной семинарии, мечтал священником стать. Думал, годам к 50-ти это произойдёт, но оттягивал, оттягивал — и стал в 58…
— Вы пишете кистью, в том числе много икон, а иконопись это, по сути, исповедь. Признайтесь, когда работаете над ликами, то становитесь, как сама молитва, ведущая Вашу руку?
— Извините, Игорь, откажусь от чести — я не иконописец.
— Вы живописец?
— Я художник. Чтоб икону написать, вот это очень важно, надо молиться, поститься, даже, может быть, войти в состояние…
Возможно, древние богомазы лучше нас разбирались в грибах и травах. Почему я мало пишу иконы? Перерисовать лик святого или даже Господа Бога нашего Иисуса Христа не так-то сложно профессиональному художнику, а вот духом наполнить… Расскажу Вам: я вот прихожу к своему другу художнику, с академическим высшим, Мухинское закончил — сидит, курит товарищ, пепельница рядом, пишет икону, и, размышляя, мне говорит: «Фёдор, сюда надо загнать побольше полудрагоценных камней и золота, и «впарить» богатому человеку… И всё это в надежде на моё правильное понимание, и он говорит всем, что он иконописец!.. Иконописец, Игорь, это не тот, который всё точно нарисовал, но человек, истинно убеждённый, в том, что с икон на человека смотрят не копии, а сами святые. Писать Божественный лик — это победить себя, их, может быть, единицы, но это всегда те, кому отпущено Богом!
— Помните в «Земле Санникова»: Эй, человек, чего тебе дома не сидится, зачем по земле идёшь, зачем вся жизнь твоя в дороге? В фильме вопрос остался без ответа, а Вы, Фёдор Филиппович, готовы на него ответить — зачем Вам всё это? И, кстати, Вы нашли свою «Землю Санникова»?
— Нет, не нашёл… но я всегда считал так: если Господь Бог создал Эверест, то почему мне на него не подняться? В Писании сказано: земля, небо и вода принадлежат каждому. Если они есть, и я существую, если есть океан, он не только для рыб и птиц — это и для меня. Я часто думаю, пусть Эверест находится в Непале, а не в России — я должен не видеть Эвереста? Пускай Мыс Горн где-то далеко в Чили, почему я должен его не видеть?
Земля принадлежит всем, однако, человек поставил на ней границы, но есть ли границы желанию человека увидеть наш мир, как во дни творения или найти, казалось бы, невозможное, как Шлиман? Это и отправляет человека — одного на раскопки Трои, а другого съездить, посмотреть, что на Земле, да, иногда это довольно сложные и рискованные проекты, но осуществив хотя бы один, остановиться уже невозможно. Есть ли в этом какая-то логика? Скорее всего, в странствие человека отправляет не она, просто слово «движение» каждый понимает по-своему. Я Вам рассказал, Игорь, как я его понимаю. Вот Вам пример: когда я летал вокруг света на шаре, при мне был прибор, позволяющий делать моментальный анализ воздуха, так вот, за тысячи километров от мест трагедий, спустя много лет, я находил в воздухе твёрдые радиоактивные остатки и Чернобыля, и Фукусимы — они никуда не делись, они перемещаются в атмосфере!
Их не надо искать над Украиной или Японией, их сейчас гораздо больше рассеяно над землёй, чем осталось в самих районах радиоактивного выброса. Логика путешествий не в реформировании человечества, а в информировании мирового сообщества о болевых точках Планеты, как Весково, обнаруживший в океанской бездне вместо примитивной жизни свалку из пластика. Теперь это стало ещё одной проблемой людей — не портить жизнь рыбам.
— Я знаю, у Вас есть надёжный тыл. В пылу поздравлений и похвал, о нём, как правило, забывают. Исправьте несправедливость, скажите, кто вместе с Вами возносит молитвы за Ваше благополучное возвращение, мне интересно было бы узнать о Вашей семье?
— Ну, что ж… семья моя в первую очередь состоит из жены Ирины и четырёх детей.
Ира моя профессор и доктор не только юридических наук, но и всех остальных, положенных хранительнице семейного очага…
Потом идёт старший сын, Оскар, за ним дочка Танечка, то есть средняя, и младший сын Николай, но он не замыкает семью, потому что за ним идут ещё внуки, в количестве четырёх, и две лапочки-внучки, предмет моей любви необыкновенной.
Из сорока лет брака, я только лет пятнадцать дома и был, и это заслуга жены, что семья оказалась крепкой, её терпению памятник должен стоять из золота. Надеюсь, что и на этом дело не остановится, и моё «Дерево» вырастет, как Баньян в «Аватаре». Вот они, все эти товарищи, за меня и молятся, кто умеет, но есть ещё и друзья, и братья мои, которых я тоже считаю моей семьёй. Они за меня переживают так, что я это ощущаю не подсознанием, а каждую минуту и каждым нервом.
— Хотел бы закончить нашу беседу вопросом о «зелёном луче», который иногда появляется на горизонте в момент погружения Солнца в океан или, наоборот, всплытия. Не означает ли это, что в каждой из экспедиций у Вас была встреча с этим чудом природы?
— А вот я горжусь тем, что в первый раз увидел в Южном полушарии, в Южном океане… Зелёный луч — обычно, он ближе к экватору. Это нужно, чтобы были чистое-чистое небо и океан. И когда солнце садится или встаёт, в миг его касания с горизонтом, луч может вспыхнуть, а может, нет. Я уже знаю, что-то может произойти — смотрю, наблюдаю. И в тот самый момент, когда солнце в первый или последний раз дотронулось чистоты океана, происходит пуф!… Вспышечка такая, по цвету ближе всего к фосфору, где-то, между аквамарином и бирюзовым, возможно, я ошибаюсь, но я так вижу, такое мало где можно на земле увидеть. Мне кажется, это за счёт цвета воды, неба и самого солнца, дающим лучу энергию.
— А если попробовать написать в картину такой цвет — трудно, да?
— Можно попробовать написать, чисто условно… Но это ненадёжно, я вряд ли бы такой подобрал, закончилось бы, скорее всего, салатным, с жутким отливом.
— Но Куинджи, он же добился какого-то свечения?
— Теоретически, все знают, как это сделать, но на полотне у всех получался, скорее «чёрный квадрат». Я желаю каждому увидеть свой «зелёный луч», пусть только раз в жизни — на жизнь и этого хватит.
— Задам Вам вопрос, может быть, неприятный, но лучше его задать, чем что-то останется недоговорённым. Есть скептики, от которых Вы помощь не получали, но они прекрасно понимают, что с Вашей настойчивостью в достижении цели, Ваши проекты без финансирования всё равно не останутся. Некоторые даже договариваются до того, что Вашими проектами правит жадность. Ответьте, Фёдор Филиппович, если сочтёте нужным, что легче — пытаться обогнать вращение Земли или считать деньги в чужом кармане?
— Мне 69 лет, возраст большой, а знаете, чего я не добился в жизни — у меня нету зависти ни к чьим-то деньгам, ни к чужим экспедициям — это не моё. Я с детства мечтал дойти до Северного полюса, потом мечтал пойти на яхте вокруг света, мечтал подняться на гору, об Эвересте не думал, — просто на гору…
А когда я это сделал, я понял, что больше совершил, чем мчтал. Ну разве я мечтал, что шесть раз буду ходить вокруг света, мечтал, что поднимусь на все высочайшие вершины, причём на Эверест два раза, и со стороны Непала, и со стороны Китая, и во второй раз, когда стал в два раза старше. Дважды уходил в Антарктиду, в одиночку сходил на оба земные Полюса… У меня решены проблемы с тщеславием и жаждой новых открытий, мне не грозит забвение моего имени — я вошёл в историю, и, наверное, в ней останусь.
Что мне ещё нужно, кому мне ещё завидовать, ведь и до погружения на гигантскую глубину Бездны Челленджера остался шаг или два… Я сделал многое, и не знаю, может ли человек сделать больше.
Мы с женой Ириной попробовали подсчитать, на сколько лет нормальному человеку хватило бы заниматься подготовкой и самими моими экспедициями, и у неё вышло — триста лет и три года, а мне шестьдесят девять, всего…! Думаете, она ошибается?
Вы знаете, жена путешественника может ошибиться, как борщ приготовить, но не в том, как собрать мужа в дорогу. А если сюда прибавить годы её ожиданий моего возвращения, то у моих скептиков должны отпасть любые сомнения: от жадности можно отдохнуть в Турции вместо Бали, но не пойти к Южному Полюсу вместо Эвереста, пусть оно и дешевле.
Надеюсь, что и не на Ваш, Игорь, вопрос я тоже ответил. Я не идеальная модель, а живой человек со слабостями, и прекрасно отдаю себе отчёт, что и у меня есть грехи, много грехов, и самых больших грехов, которые не бывают бывшими, есть предубеждения и заблуждения. Но нет во мне греха зависти — ни чёрной, ни белой, ни цвета зелёного луча, и не надо его искать — если бы он был, я бы это знал точно.
Когда погиб американский пилот, яхтсмен и путешественник Стив Фоссетт, который поставил мировых рекордов вдвое больше меня, и во многом опередил, я не испытал облегчения — меня задавила грусть, и стало страшно обидно, что нет его, и с его уходом, во-первых, нас стало меньше, а во-вторых, я всегда знал, что он всегда что-то вытворит, и мне было интересно за ним тянуться.
Он погиб рано, также как Уэмура, но сделал больше, и я не ожидал от себя, что и мне когда-то удастся превзойти своего учителя. Завидовать я бы мог только им, но, Вы видите, как всё вышло. Два поворота двух судеб, и мне стало не с кем соревноваться, это печально…
Я говорю нынешним молодым: в 1990 году я в одиночку пошёл и достиг Северного полюса, прошло тридцать лет и никто не повторил мой маршрут в одиночку, а мне бы хотелось.
Сейчас, если молодой парень пойдёт, он сделает это лучше меня, он имеет лучшее снаряжение и питание, у него надёжнее связь, наконец, он будет обязательно готовить себя физически. Я прошёл маршрут за 72 дня, ко мне дважды подлетал самолёт, чтобы скинуть продукты и пару лыж, а норвежский путешественник, если я не ошибаюсь, его имя Олсен, прошёл к Полюсу с мыса Алерт, как Уэмура, более коротким путём, и сделал это за 45 дней, не привлекая никакой авиации. — А где наши путешественники? — В Анталии. — А где наши романтики? — Забыв обо всём, выбирают себе новый автомобиль. Где сегодня те люди, которые чувствуют себя в путешествиях, как в искусстве, которые творят, совершая немыслимые для сегодняшнего дня поступки? Хочется, чтобы мне кто-то сказал, что в России такие есть, но пока молчание на этот счёт говорит о разнице в понимании слова “мужчина” людьми моего поколения, и того, которое стоит в пробках.
Я член Союза художников с 1982 года, и мы, что-то написав, никогда не думали, кому бы продать картину? А жили мы в Приморье, в Находке, но у меня даже мысли не было говорить о «находкинском» изобразительном искусстве — только советском! Это было искусство, ради которого можно было и поработать дворником, если тебе не хватало денег. Сейчас хотят всё и сразу, а нас грела мысль не о предстоящем расчете за творчество с подпольным миллионером, а о том, что мы, и никто другой, должны поднять планку советского изобразительного искусства, которое пребывает в загоне, как мы считали. Мы ночами работали, а днём занимались официальной «халтурой», и, конечно, советское искусство мы не спасли, однако, сама мысль вернуть ему конкурентность в мировом художественном сообществе стоила дорогого.
— Игорь…
— Я понял — время нашей беседы, его уже не осталось… Не буду Вас банально благодарить — Вы были искренни, интересны… Скорей, Вы были мне очень полезны, и я надеюсь не забыть Ваш урок.
Я Вам лучше что-нибудь пожелаю: Вы не из тех, кто завидует, Вы берётесь и делаете ещё лучше. Вы выбираете новые вершины, как обычный человек пару обуви, в желании испытывать ощущение, когда то, что открываете Вы — открывает и Вас. Пожелаю Вам, Фёдор Филиппович, ещё много разных дорог, и пусть самое интересное у Вас всегда будет впереди, — да хранит Вас Бог!
Игорь Киселёв
