Рождество Пресвятой Богородицы. Престольный праздник в деревне

— Панюшка, к Покрову-то ездила?

— Была, жаладная, у сестры и у сватьи гостила, от стола к столу, пытали потчевать!

— Я нынче тоже все по гостям: к Успеньи, и на Богословдень к родне ездила. А они ко мне в Илью приезжали.

Такой диалог в наших деревнях можно было услышать еще до начала 2000-х гг. О чем тут идет речь? Знающие люди, конечно, поймут без пояснений – это разговоры о престольных праздниках в деревне.

Народная мудрость гласит «Не стоит город без святого и село без праведника». Издревле люди старались каким-то образом освящать те места, в которых они живут: строили храмы, часовни. А поскольку деревень у нас на Руси было великое множество, и в каждой из них невозможно устроить даже часовню, то все деревни были как бы распределены под покровительство тех или иных святых, или посвящены тому или иному празднику. Все окрестные жители сызмальства знали, все престольные праздники по деревням: в Журавлеве Богослов день (произносилось как одно слово – Богословдень, слово «день» утрачивало ударение), в Красной Речке – Успенья (Успение Божией Матери), в Заголодне – Илья, в Чудцах – Покров, а в Косых Харчевнях – загадочный для меня в детстве «Пречистый» (произносилось на местном диалекте «Причистой»), именно так, в мужском роде. Говорили: «Надо к Причистому пирожка спечь, ужо-ко гости приедут». И только потом, поняв, что 21 сентября (8 по старому стилю) празднуется день Рождества Богородицы, я разобрался, что изначально, видимо, произносилось «Рождество Пречистой», а потом первое слово отпало, а прилагательное в народном сознании, не отягощенном богословской премудростью, приобрело таинственным образом мужской род.

Традиция праздновать престольный праздник в наших деревнях, наряду с Пасхой и Рождеством, не пресекалась никогда, за все 70 лет советской власти. Еще в 1930-х-1950-х гг. районная газета, которую я вычитал всю за 40 лет из номера в номер, регулярно, по несколько раз в год всячески ругала местное население за эти празднования, поясняя «темным и забитым» крестьянам, что это все «поповские байки», «опиум для народа». В этих статьях писалось, что престольные праздники отнимают много трудового времени (коммунистические, видимо, не отнимали) и заканчиваются часто пьяными потасовками. Это, конечно, отчасти и могло быть, но за этими устрашающими рассказами, опять же, я вижу, например, не «пьяные потасовки», а развитие русской боевой традиции, кулачный, палочный бои и другие вещи, восходящие к традиционному образу жизни, который так бережно для нас сохранили этнологи в конце 20 в. Известно, что эти состязания, а порой и живые, настоящие драки были приурочены к престольным праздникам, и далеко не всегда это были «пьяные потасовки».

Сохранялась эта традиция и в моем детстве, с конца 1970-х до 1990-х. С началом 21-го века стала понемногу угасать, как стала угасать и сама деревня. Причем, до нашего поколения она, конечно, дошла уже несколько в искаженном виде. Никто уже точно не понимал религиозного содержания праздника (разве что про Илью были какие-то понятия), до бабушек 1920-х-1930-х гг. рождения этот смысл доносить было уже почти некому. Но сохранилась культурная составляющая. К празднику обязательно готовились: прибирались дома и вокруг дома, на участке, пекли пироги, готовили какие-нибудь праздничные блюда, варили студень, клюквенный кисель, который, как и студень, разливали по тарелкам. Припасали и бутылочку «вина» — почему пишу это слово в кавычках – потому что у бабушек любой алкоголь, купленный в магазине, назывался «вино», только вино называли «красное вино», а водку – «белое вино», и говорили так: «Не, жаладная, белого не хочу, оно крепкое, ишшо опьянею, налей, буде, красного рюмочку». Довольно часто до начала 1990-х ставили и домашнюю брагу, обычно в 10-литровом эмалированном ведре.

И вот наступал и сам торжественный день праздника. Утром приезжали гости на автобусе из других деревень, в основном родные, а также друзья – «к Покрову», «к Успеньи», «к Причистому» — это значило ехать в ту деревню, где сегодня праздник. Гостей в основном не приглашали, они ехали сами, а потом мы также ездили в другие деревни. Еще до начала 1990-х изредка можно было встретить и гармониста, и уж если в дом приходил и гармонист, то тут сначала частушки за столом попоют, а потом кто-то побойчее выйдет из-за стола, отодвинет стулья, лавки, половики сдвинет в сторону, и: «Ну-ка, Володька, сыграй-ка Русского!» И такое тут веселье пойдёт, пляска, частушки частые, под пляску, сочный народный юмор, что бОльшего веселья я в жизни своей не видывал! Запомнилось на всю жизнь, хотя уже лет 30 таких праздников в деревне не было. Это была Русь Уходящая.

Прошло 30 лет, много чего поменялось у нас на Руси, она не умерла, но стала другой. Деревни почти исчезли, превратились во многом в «дачные массивы», а деревенская жизнь и дух, он тоже отчасти сохранился, и переместился …в города. Да, именно так. За эти годы, особенно в последнее время очень сильно развилось фольклорное движение в городах, много появилось коллективов, много молодежи, и отчасти это компенсировало исчезнувшие было деревни. Изредка можно увидеть и молодежь, переселяющуюся из города в деревни, но таких подвижников пока мало. Может быть, со временем что-то и возродится, не хочется терять оптимизма. Но та наша жизнь, те люди, те престольные праздники и их дух точно канули в лету навсегда, точнее, скрылись как Китеж град, и только изредка тихим колокольным звоном, да еле слышными звуками деревенской гармошки напоминают о себе со дна озера Светлояр.