Знаменитый Ихтиандр из легендарного советского фильма “Человек-амфибия”, народный артист России Владимир Коренев на днях отпраздновал 80-летний юбилей.
Его фильмография насчитывает 71 роль, хотя сам Владимир Борисович считает себя больше театральным актёром. Почти 60 лет работает в Московском драматическом театре имени Станиславского, где не только играет в постановках, но и сам ставит спектакли.
Однако его самой яркой ролью по-прежнему остаётся Ихтиандр. Даже Квентин Тарантино назвал «Человека-амфибию» своим любимым русским фильмом.
А ещё, несмотря на множество поклонниц, Владимир Коренев был и остаётся примерным семьянином. С 1961 года женат на заслуженной артистке РФ Алевтине Константиновой. Их дочь Ирина тоже актриса.
Предлагаем вашему вниманию интересные фрагменты бесед с Владимиром Борисовичем.
— Расскажите, пожалуйста, что было самым сложным на съёмках “Человека-амфибии”?
— Сложность была в том, что под водой фильм снимали впервые. Если сейчас есть технологии подводных съёмок, тогда их не было. И наш замечательный оператор Эдуард Розовский практически изобрёл всю подводную съёмочную аппаратуру. Вот, например, как светить под водой, там же вода кругом, из-за разницы температур лопаются лампы. Но он знал, что у реактивных самолетов существуют фары с большим лобовым сопротивлением, и он придумал, что их можно использовать под водой. Но для того, чтобы их получить, надо было, чтобы в Министерстве обороны подписали бумагу на получение этих ламп. Сейчас уже по типу этих ламп сделана осветительная аппаратура для подводной съёмки, а тогда он сам додумался до этого.
Или ещё: в Чёрном море подводная живность очень бедная, это не Саргассово море, где, как сказал Гумилев, рыбы с глазами восточных красавиц. В Чёрном море нет ничего, кроме ставриды. Так Эдуард перед камерой смонтировал небольшой прозрачный аквариум, и там плавали рыбы, они постоянно были в кадре. А в море вообще рыбы нет: вот ушёл косяк, и всё.
— А вы попадали в экстремальные ситуации?
— Всякое было. Например, есть кадры, где я в воду прыгаю с борта корабля. Меня посадили на цепь, которая весила килограммов 60, наверное, а тут металлический обруч, к которому эта цепь прикована, и конец цепи держал, намотав на руку, матрос на палубе. Я по сценарию с палубы вместе с цепью прыгаю в воду. В воде меня ждал оператор Розовский с аппаратом. Я прыгнул, а матрос выпустил цепь из руки, а цепь тяжеленная, представляете, килограммов 60, а там большая глубина. И когда оператор увидел, что цепь стала падать, он бросил аппарат, поймал цепь и меня спас таким образом. Я потом только понял, что произошло, когда мне рассказали. Я же прыгал в воду без маски, а под водой ты ничего не видишь, муть сплошная перед глазами.
Или другой случай: мне выдали акваланг и спустили под воду, я был привязан к якорю. А баллон оказался пустой, выработанный, воздуха в нём не было. И тогда инструктор отдал мне загубник от своего акваланга, а сам стал подниматься. Очень опасно с такой большой глубины выходить. Может быть баротравма легких, барабанные перепонки могут лопнуть. Но, слава Богу, всё закончилось благополучно, все остались живы.
Для меня те съёмки тяжелыми не были. Единственное — замерзал очень быстро. Под водой холодно, а костюм — из тоненькой эластичной материи, из которой делают женские колготки. Чешуйки вырезаны из киноплёнки и пришиты леской. Костюм промокал моментально, я начинал дрожать. У меня тогда не было ни капли подкожного жира. Оператор показывает жестами — всё, поднимаемся. На меня надевали шубу (такие зимой носят сторожа ночные), давали кофе с коньяком. Я оттаю — и опять в воду сниматься.
В то время магазины пустовали, поэтому всё снаряжение делалось на киностудии. Мои ласты — из формопласта, внутри пластинки стальные. Из-за этого они получились очень тяжёлые, судорогой сводило ноги… Но в 20 лет ты об опасности и трудностях не думаешь. Наоборот, я получал удовольствие от того, что делаю. Во-первых, меня и Настю Вертинскую обучили плавать в бассейне Института физкультуры в Ленинграде. Я шесть месяцев регулярно тренировался — научился и подводному плаванию, и стилю «дельфин». Спасибо авторам картины за это, плаваю до сих пор хорошо.
— Чем вы объясняете бешеный успех фильма?
— По тем временам это был действительно хороший фильм. Он был вне политики. О любви. А какой замечательный был состав артистов! Николай Симонов — легендарный актёр. Все фильмы, в которых он снимался, в рейтингах поднимались вверх. Романтический дар Симонова позволил ему сыграть героя озаренного идеей построить лучший мир. В фильме сыграли молодой Михаил Козаков, Ася Вертинская…
— Какое у вас осталось впечатление от работы с Анастасий Вертинской?
— Она тогда была ещё маленькой, ещё совсем ребёнок, в 9 классе училась, школьница. Но была ответственным и профессиональным человеком, что удивительно для такого юного возраста. Настя плавать быстрее меня научилась, вообще везде без дублёра снималась под водой. Съёмки выпали на время школьных экзаменов, и мы договорились, что Настя будет их сдавать в бакинской школе: заграничный портовый город снимали в советском Баку. Она бегала сдавать экзамены в перерывах между съёмками, а я ей помогал. Настя выскакивала в коридор, я ей что-то говорил из того, что помнил ещё со школы. Особенно запомнилось, как мы сдали экзамен по литературе, сочинение написали.
Что же касается съёмок, то Настя всё делала замечательно, она очень обучаемый человек, очень способный. И вообще, Анастасия Вертинская — одна из очень немногих советских и российских звёзд настоящего европейского уровня. У неё нет ролей, сыгранных «просто так», все её работы в кино, в театре — замечательные. Она удивительно талантливая актриса, очень серьёзная, очень ответственная.
— Вам Ихтиандр близок?
— Я был человеком достаточно чистым, наивным. Долгое время отставал от товарищей, их трезвого, подчас даже циничного понимания жизни. И слава Богу, что что-то, может быть, и сохранилось от того состояния во мне.
— Вы остались романтиком?
— Я считаю, что единственный путь в нынешнее время — это делать добро.
— После фильма в Ленинграде из-за вашей фотографии в витрине перевернули газетный киоск, так? Как вы пережили этот успех?
— Всё это было, но главное, я не сломался. Хотя мог погибнуть любой человек И не такой неопытный, как я. Актёров развращают поклонники. Можно было просто «пойти по рукам». Или, например, спиться. Все хотели меня напоить, угостить, устроить ежедневный праздник. И этот праздник жизни, ни на чём не основанный, продолжался целые годы — 15-20 лет… Но я довольно быстро стал понимать, что зрительская популярность — это ещё не всё. Гораздо важнее уважение и признание профессионалов. Поэтому я больше дорожу театром, где работать сложнее. Публика рядом. Риск огромный. Каждый день надо доказывать мастерство. Стал бы я ведущим артистом театра, если бы я плохо работал?
Я не могу себе позволить халтурить. В кино есть масса возможностей подменить артиста, переснять сцену. В театре если ты ошибаешься, то всего один раз. И дальше спектакль кончается либо твоей победой, либо твоим поражением. И это тебя дисциплинирует.
К тому же, для меня кино и театр не были главными в жизни. В иерархии моих ценностей есть более важные вещи, чем профессиональный успех, например, семья, дети, друзья, общение, природа, литература. И Пушкин родился не для того, чтобы стихи писать, а чтобы жить.
— Ваша семья — одна из самых крепких в творческом мире. Вы с Алевтиной Константиновой вместе столько лет…
— Мы с ней познакомились, когда учились в ГИТИСе, но на разных курсах. Как-то в институт пришла с «Мосфильма» ассистент режиссёра по актёрам, чтобы передать сценарии мне и Алёне. Так мы и встретились в ГИТИСе на этой лестнице знаменитой.
Алёна — настоящая тургеневская барышня. Она из Орла. Училась на отлично. Часть денег, которые получала, домой посылала. У Алёны родители погибли во время войны, воспитывали её бабушка и тётя. Моя жена — замечательный человек. Я ленивый. Но из-за неё стал работать много, чтобы она не знала нужды. У нас же в первые годы ничего не было, жили в декорационном сарае во дворе театра. Я ушёл из родительского дома, когда закончил институт. Думал: я уже взрослый, стыдно жить на деньги папы и мамы…
В этом же сарае жили Евгений Урбанский, Альберт Филозов. Туда же Женя привёл свою жену Ольгу. Таковы были наши реалии. Это не Голливуд. Это история советских звёзд. И всё равно мы были романтики, идеалисты.
— А кризисы бывали в отношениях?
— За все годы совместной жизни ни разу не возникало такого случая. Хотя ругаемся, шумим друг на друга. Но это совсем ничего не значит.
Мне свезло. Я с ужасом думаю: не дай Бог, если бы Алёна мимо меня прошла в жизни. Тогда было бы очень сложно — при моём-то характере. Он у меня очень нелёгкий. Могло бы и не сложиться семьи… Мы с Алёной уже сроднились так, что я не представляю своей жизни без неё. Кстати, наша дочь Ирина Коренева — тоже актриса, все вместе работаем в нашем родном Электротеатре «Станиславский». В спектакле «Перед заходом солнца» по знаменитой пьесе Герхарта Гауптмана, я играю главную роль — тайного советника Маттиаса Клаузена, а Ирина — мою дочь Беттину. Вот такое интересное совпадение: дочь в жизни и дочь на сцене…
— Вы прекрасно выглядите…
— За это надо благодарить природу. Я никаких для этого усилий не делал. Но я сплю четыре часа в сутки на протяжении многих лет. У меня бессонница. Мне доктор сказал: «Вас устраивает такая жизнь?» — «Да!» — «Ну и живите так дальше». Значит, мой организм способен за эти четыре часа вырабатывать энергию, которой мне хватает для работы.
— А чем вы занимаетесь во время бессонницы?
— Читаю. Это единственное время, которое у меня есть. Я сижу и читаю книжки, которые ещё не успел прочитать. У меня огромная библиотека. И мне жалко тратить время на сон. У меня уже другого времени не будет.
— Ваш любимый писатель?
— Пушкин. Он лечит. Это лекарство.
— В каких фильмах вам интересно сниматься?
— Я снимаюсь только в том фильме, который мне нравится. Я читаю сценарии. Я не соглашаюсь на что попало. И костлявая рука голода не толкает меня на кинематографическую панель.
Подготовил Денис Бессонов (по материалам km.ru, aif.ru, rg.ru)