Двадцатый век принес много страданий и катастроф нашему народу. Трудно сказать какая эпоха нашей истории была самой тяжелой, однако двадцатое столетие, бесспорно, относится к одной из самых драматичных эпох. Одной из таких трагедий было разделение русского народа после революции 1917 года. Многие уехали в эмиграцию, некоторые были даже насильственно отправлены.
Русское зарубежье — это очень важная и обширная тема как для исторических и культурных изысканий, так и для духовно-философских размышлений. Нам, жившим в советскую эпоху, было почти ничего не известно о них, наших соотечественниках, живших за рубежом. Их жизнь как будто закончилась в 1917 году, или в ближайшее время после революции. Если и упоминалось о каком-то, скажем, писателе в энциклопедии, например, о Бунине, Зайцеве, Шмелеве, то говорилось о его дореволюционном творчестве, дальше вскользь в двух словах говорилось, что писатель с такого-то года в эмиграции. И о творчестве в период эмиграции — ни слова.
В те годы нас в школе воспитывали сурово в отношении эмигрантов — внушалось, что все они враги нашего государства и нашего народа. Такие имена как Врангель, Колчак, Деникин воспринимались нами враждебно, поскольку они были врагами. И упоминать их было возможно только в этом контексте. Чуть мягче было отношение к творческой интеллигенции — таким как Михаил Чехов, Шаляпин, Бунин. Про них обычно заявлялось, что вроде сами-то по себе они люди неплохие, но заблуждались, не понимали какое благо им принесла социалистическая революция, а потому и спрятались за границу. Некоторые вернулись, как, например, Куприн, Алексей Толстой, Яков Протазанов, Вертинский. Про них много рассказывали, говорили, что вот, дескать, опомнились, раскаялись и Родина их приняла как блудного сына. Таким, как Марина Цветаева, повезло меньше. Они хоть и вернулись, но не нашли своего места в жизни советской России. Сергей Васильевич Рахманинов во время войны давал много концертов в пользу Красной Армии, переводил очень много денег, поэтому к нему, хоть он и не вернулся, относились снисходительно, разрешали играть его произведения в Советской России.
Мы-то, простые советские обыватели, слышали имена «зарубежников», или белогвардейцев в основном только в пренебрежительном контексте: «каппелевцы наступают», «я на колчаковских фронтах ранен», «Белая армия, Черный барон вновь нам готовят царский трон» и так далее. Да, честно сказать, тогда, наверное, в силу юношеского возраста, эти имена были малоинтересны, некогда было и не хотелось ими заниматься, да к тому же это и не поощрялось.
И вот пришли другие времена. Началась перестройка, принесшая как много проблем и бед, но так же и некоторые позитивные явления. Стало можно говорить о многих «запретных» именах. Стали писаться о них книги, сниматься телепередачи, печататься статьи. Тогда еще были живы многие представители эмиграции первой волны. Можно было из первых уст услышать информацию и о жизни в Царской России и о жизни в эмиграции. Для меня та эпоха была временем золотой юности, когда пробуждаются особые интересы к познанию окружающего мира. Много тогда было узнано нового, много открыто новых имен, о которых никогда не слышал прежде: Надежда Плевицкая, Сергей Жаров и его знаменитый хор, Анастасия Манштейн-Ширинская, Иван Ильин, Иван Шмелев, Борис Зайцев, и многие-многие другие. Большую роль в познании русского зарубежья сыграли документальные фильмы Никиты Михалкова на эту тему — их значение трудно переоценить. В моей библиотеке хранится несколько десятков книг, посвященных теме Русского Зарубежья, многим эмигрантам — известным и не очень известным. Все эти позитивные явления сыграли роль в объединении русского мира. Наверное, этапным событием, завершившим эти процессы, было объединение церквей РПЦ и РПЦЗ. Это было одно из главнейших дел как святейшего патриарха Алексия, так и митрополита Лавра. Недаром, оба они вскоре и почили, выполнив эту важнейшую в своей жизни миссию.
И вот теперь в моей душе, думаю, так же и в душах многих моих соотечественников, окончательно произошел целительный процесс объединения двух половинок русского мира, разделившихся почти сто лет назад. С одинаковым интересом я произношу имена Михаила Шолохова и Леонида Леонова наряду с именами Ивана Бунина и Ивана Шмелева, если говорю о русской литературе, маршала Жукова и генерала Игнатьева наряду с именами генерала Краснова, барона Врангеля, Верховного правителя Колчака, Деникина — если говорю о политике. Если речь идет о русской народной песне, то с одинаковым трепетом я слушаю записи с одной стороны Надежды Васильевны Плевицкой, хора Сергея Жарова, а с другой стороны Лидии Руслановой, Ольги Ковалевой и хора Пятницкого. Если речь заходит о науке, то мне одинаково дороги такие ученые, как Н. И. Вавилов и И. В. Курчатов, а с другой стороны — Н. В. Тимофеев-Ресовский и Ф. Г. Добржанский. Список этот можно продолжать и продолжать. Я думаю, что сегодня по-настоящему уже состоялось возвращение на Родину многих забытых имен. Многие из них, умирая за границей, просили при возможности перезахоронить их прах в России — хотелось лежать в родной земле. Замечательно, что в Москве перезахоронены И. А. Ильин, И. С. Шмелев, В. О. Каппель, А. И. Деникин.
Думаю, что это процесс еще не законченный. Тема русской эмиграции настолько велика, обширна, что нам еще долго предстоит познавать этот многогранный, но единый по духу русский мир.
Вадим Грачев