В “Молодой гвардии” вышла книга Сергея Михеенкова о тех, кто защищал Родину и штыком, и словом.
Сергей Михеенков – один из лучших писателей современности, в известной серии «Жизнь замечательных людей» изданы его книги о советских маршалах и военных операциях. Последнее время Сергей Егорович с головой и сердцем ушел в тему «Писательская рота». И вот том с таким названием уже готов. Мне удалось прочитать его еще до публикации, и скажу вам – как только это произведение окажется в магазинах, не думая, покупайте и читайте, лучше читайте всей семьей. Мы встретились с Сергеем Михеенковым, чтобы честно поговорить о героях прошлого и об антигероях настоящего.
«Информация из интернета – порой это просто канализация»
– Сергей Егорович, давайте я вас сначала попытаю не о книге, поговорим вот о чем. Вы думали о том, что нужно сделать, чтобы о Великой Отечественной войне молодые люди узнавали не у блогеров и не из публикаций разных модных СМИ, в которых никому неизвестные «эксперты» дают свои ущербные «оценки» и иногда просто переписывают историю войны на свой лад?
– Абсолютно не думал. Для меня это другой мир, и он мне не интересен. «Оценщики» почти всегда не точны. И чаще всего по причине своего невежества, некачественного и недостаточного образования, а порой и элементарной невоспитанности. Ну не спорить же с ними… Не мой это жанр. «Экспертов» же нынче действительно много. Так же, впрочем, как и писателей, и историков. Написал нечто на своей страничке в соцсетях, и ты уже писатель. Можешь, ничем не стесняясь, плюнуть в сторону специалиста, того же историка, занимающегося десятки лет своей темой, и сделать это только потому, что где-то, в тех же сетях, вычитал другое мнение по этой теме, и оно вам показалось более правдивым.
Информация же широким потоком нынче идёт из интернета. Всякая. И поток этот порядком загрязнён. Порой это просто канализация!
Что касается меня, то я стараюсь почаще заглядывать в книги. По старинке. Книги всё же вернее. Разумеется, с оглядкой на авторов. Интернет – как справочник по мелочам – уточнить имя, отчество, годы жизни, номера воинских частей, их состав и прочее. Опять же, с оглядкой на источники. Есть у меня и консультанты. В основном из числа читателей. Однажды я допустил грубую ошибку в описании штыка нашей «мосинки». И читатель прислал мне письмо. Я был благодарен ему, ошибку исправил. И вдруг он снова написал мне, на этот раз с предложением консультировать меня по теме стрелкового оружия Второй мировой войны.
– И еще одна тема, о которой сегодня нельзя не спросить вас. Почему сегодня так бьют по героям Великой Отечественной войны лже-журналисты, разного рода информационные «отморозки», что то и дело насмехаются над прошлым. Кстати, по писателям- фронтовикам бьют тоже, как вы знаете, и череда ложных обвинений не умолкает до сир пор.
– Известно: Бог – своё, а чёрт – своё… Кто с кем и кто кому служит, тот то и исповедует, и, в данном случае, пишет. А на невидимых просто не надо смотреть. Не стоит на их брызги и реагировать. Их суть: «я здесь и не здесь, я везде и нигде…» Ну и чёрт с тобой! А нам остаётся продолжать делать своё дело, старинное дело своё…
О писателях-фронтовиках. Вы знаете, для нас, их сыновей, и по возрасту, и по ремеслу, они – святые. Иначе о них ни думать, ни писать нельзя. Даже зная об их человеческих слабостях и грехах. Что в людях ведётся, то и нас не минует. Но их возвысило время и та страда, которую они осилили, и эта нравственная высота уже незыблема. И неоспорима тоже. На читательских встречах и в отзывах не раз мне твердили о неких «ошибках» и «просчётах» Георгия Константиновича Жукова – комкора, генерала, маршала. Халхин – Гол, битва за Ленинград, Сталинградская битва, битва за Берлин. Об этом уже сказано классиками тактики и стратегии: война – дело простое, но воевать трудно… С дивана оно всё кажется простым и ошибка виднее… Но Георгия Константиновича Жукова уважать нужно уже за то, что он фронтовик, участник Великой Отечественной войны. И что здесь не так?
Писатели ринулись на фронт сразу, как только над Советским Союзом рухнуло мирное небо. Добровольцами. Ополченцами. В книге «Писательская рота» я попытался сформулировать солдатскую суть русского советского писателя: «Судьба каждого писателя-солдата – это отдельный и неповторимый сюжет, порою закрученный почище самого лихого приключенческого романа. И в то же время он намертво влит в судьбу и историю русского воинства, отстоявшего в 1941-1945 годах свою землю, своё Отечество и прославившего в очередной раз русское оружие и боевые знамёна». Некоторый пафос здесь, считаю, совершенно уместен. Их подвиг и во имя мира, и во имя Слова достоин бòльшего.
«В какой-то момент вдруг понял, что все они, почти все, годятся мне в сыновья»
– Абсолютно понятно мне, почему вы решили создать книгу о воевавших писателях, не могу понять только, почему так долго ждали? Вы ведь много лет пишите о героях войны. И вот в ЖЗЛ в Москве выходит «Писательская рота» – рассказы о двадцати писателях-фронтовиках.
– Разве я ждал? Не ждал. Работал. Эта книга только в серии «Жизнь замечательных людей» (издательство «Молодая гвардия») десятая по счёту. Мне кажется, это слишком много. Книга о писателях-фронтовиках нужна была давно. И давно я о ней думал. И говорил. В том числе и своим друзьям из числа братьев-писателей. Втайне надеясь, что кто-нибудь из них проникнется идеей и возьмётся осуществить её. Не прониклись. Хотя, по большому счёту, такая работа – дело коллективное. Эта книга – посильная дань тем, кто воевал и кто не вернулся с поля боя, из плена. Кто вернулся и написал свои книги после войны. Константин Воробьёв. Муса Джалиль. Виктор Курочкин. Разные судьбы. Воробьёв попал в окопы курсантом, прошёл плен, бежал, воевал в партизанском отряде в Литве. Муса Джалиль воевал во 2-й ударной армии, в плену вступил в легион «Идель-Урал», но остался советским офицером и вскоре немцы это поняли. Виктор Курочкин командовал экипажем «зверобоя» – СУ-85, и в бою в районе села Антополь-Боярка летом 1943 года вместе со своими боевыми товарищами точным огнём уничтожил немецкий тяжёлый танк «Тигр» и рассеял до взвода пехоты. Удалось отыскать архивные документы, которые доподлинно свидетельствуют о том танковом бое.
А «Писательская рота» вышла вовремя. Писал её долго. Главу за главой. Искал материалы. И – кирпичик по кирпичику…
– Расскажите подробнее о своей работе – где вы искали материал? Что было найти особенно трудно? И, наконец, я все-таки хочу допытаться – почему книга написана именно сейчас, что стало тем моментом, после которого вы поняли – все, ждать больше нельзя…
– Возраст. Возраст открыл дверь туда, в ту войну, ставшую теперь историей. В какой-то момент вдруг понял, что все они, почти все, годятся мне в сыновья. Хотя и не перестали быть отцами… Но по возрасту – сыновья и дочери. Девятнадцатилетние, двадцатилетние… Вот и защемило сердце. Своих героев надо любить. Иначе их не полюбит и читатель. Не полюбит и не поймёт. И я полюбил их, как любят сыновей и дочерей. Как любят свою семью. Вот это меня и поразило. И сроднило с ними. Поэтому их постоянно хотелось цитировать. Кто лучше их самих сможет открыть их перед читателем?
Материалы находил всюду: в архивах, в публикациях, в книгах литературоведов и критиков, в семейных и школьных архивах. В интернете о большинстве их, моих героев, как правило, несколько фраз, написанных по общей схеме – родился, учился, воевал и библиографический список. Литературоведы биографическим сведениям отводили мало места. А моей задачей было как раз написать биографии, с уклоном, разумеется, на войну. Кое-что удалось раздобыть у тех, кто лично знал, к примеру, Владимира Богомолова, Юлию Друнину, Виктора Курочкина, Ольгу Кожухову.
Семьи, потомки, к сожалению, помогали только обещаниями. Видимо, очень занятые люди. Что ж, жизнь! Трава забвения способна затянуть всё. Но к кому-то я просто не обратился, не получив ничего от тех, к кому обратился.
«Русский писатель вообще всегда – солдат»
– Итак, вы своих героев полюбили как родных. А есть самые любимые сыновья или дочки?
– Да всех я их люблю. Но, пожалуй, с особенной бережностью писал о трогательной Ольге Кожуховой. В жизни Ольга Константиновна была довольно суровым человеком. Умела постоять за себя. Кроме романов, оставила очень проникновенные записки. Их я много цитирую. В её записках проступает не только она, фронтовичка, писательница, но и всё её поколение лейтенантов. Вот, к примеру, воспоминание о войне: «… На войне мне были страшны не те ужасы, которые я переживаю или уже пережила, а те, которые на мою долю ещё не выпали, но я о них слышала: ужас окружения, ужас плена и пыток, ужас смерти во сне – как у шофёра в Износках, лежавшего надо мной на полатях. Я проснулась тогда не оттого, что самолёт обстрелял улицу, и не оттого, что крупнокалиберная пуля пробила стенку дома прямо над моей головой, а оттого, что капли крови стали капать на меня с убитого человека. Шофёр погиб, не проснувшись».
Сергей Крутилин. Лейтенант из 2-й ударной. Вышел из окружения. Выжил. Остался без руки. Написал трилогию повестей: «Лейтенант Артюхов», «Апраксин бор», «Окружение». О своих однополчанах, о батарейцах, об артиллеристах 76-мм «полковушек». Они, фронтовики, умели обобщать, не прибегая к высокопарности. Проза их сурова, немногословна. На всю жизнь, со студенческих времён, запомнил фразу из той трилогии: «… когда сидишь на дне окопа, звуки боя всегда слышатся лучше».
А Виктор Курочкин. «На войне как на войне», помните? Чудак, не особенно приспособленный к жизни, почти юродивый, Виктор Курочкин оставил великолепную прозу, пьесу, киносценарий. Кто-то из его друзей писателей, помнится, дал очень точное определение Курочкину, и человеку, и художнику: «В нём текла мужицкая кровь, и воздух родины он считал самым здоровым воздухом на свете».
А Василий Субботин. В первые дни войны дрался на западной границе, под Бродами, был башенным стрелком лёгкого танка. Потом, после ранения, окончил курсы политработников и был направлен в дивизионную газету. Вспоминал: «Из девяти дивизионных корреспондентов, моих товарищей, работавших в других дивизиях армии, таких же, как я, молодых ребят, – почему-то почти все мы писали стихи, – в живых осталось немного. Трое были убиты, двое тяжело ранены.
Мы иногда встречались на больших фронтовых дорогах, в местах выхода из своих частей. На фронтовых перекрёстках. Я теперь вижу, как много в нас было общего. Все мы были в чём-то друг на друга похожи. Сверстники. Худые, чёрные от ветра, от мороза. В грязных полушубках, в зелёных плащ-накидочках. С неизменной планшеткой через плечо… Не всегда с пистолетом».
Я не горевал о них, когда писал эту книгу, хотя это чувство иногда возникало, я ими гордился. Даже не беря в расчёт, что они создали целую литературу, ими, писателями-фронтовиками, можно бесконечно восхищаться как солдатами. Русский писатель вообще всегда – солдат. И невидимо носит эту свою шинель, в любой час готовый надеть её, материальную, полученную с армейского склада и встать в строй.
– Наверняка, вас что-то поразило в ваших героях или в их произведениях? Сегодня, пока материал для вас еще не остыл, что вспоминается в первую очередь?
– Поразили стихи Юрия Белаша. Просто сразили наповал.
Вы когда-нибудь видели, как дерутся пьяные?
Отвратительное зрелище, не правда ли?..
Так вот,
рукопашный бой – куда отвратительней.
Вы когда-нибудь слушали органную музыку?
Величественно, не правда ли?
Так вот,
рукопашный бой – величественней.
И это совмещение несовместимого
погубит войну,
потому что человечеству, в конце концов,
осточертеют пьяные драки под органную музыку.
А прочитайте его стихотворения «Глаза». Или – «Пехоту обучали убивать…»
Белаш начал писать стихи в зрелом возрасте. И всегда признавался, что не умеет их писать.
Поразила загадка жизни и судьбы Владимира Богомолова. Кто он, никто толком до сих пор растолковать не может. В каких архивах лежат-пылятся листы, на которых записана подлинная его жизнь? Я только недавно узнал, что служил в том же полку, в котором Богомолов после войны дослуживал, занимаясь контрразведывательной работой. Офицеры и старослужащие нам говорили: вот это здание построили пленные немцы, а вот там, на Чёрной сопке, рядом с чукотским кладбищем похоронены те, кто не дожил до середины 50-х годов, до депортации на родину. Но теперь-то я понимаю, что это были не немцы, а бандеровцы, мельниковцы, бульбовцы и другие самостийщики, убивавшие ради свободы Украины.
«Приходится вырубать высокоточными боеприпасами недорубленный лес»
– Сергей Егорович,вы же понимаете, что теперь мы с вами должны поговорить об этих «борцах за свободу». Вы как человек, который глубоко в историю погружён, скажите, все эти украинские ребята, поклонники Бандеры, откуда они взялись? Чего они на самом деле хотели? За что воевали? Не прятали ли они собственную трусость за всеми этими лозунгами о свободной Украине. Или это действительно были люди идейные? Было ли вообще это движение популярным на Украине?
– Это движение надо изучать. Вот тогда о нём можно будет говорить со знанием дела. А пока архивы наполовину закрыты. Начали потихоньку открывать, снимать пудовые замки. Когда стало горячо. Вспоминаю работу над книгами о маршалах. 1944-й, 1945-й годы. Наши фронты освободили Донбасс, Молдавию, подошли к Карпатам и захватили перевалы, начав освобождение Польши, Чехословакии, Венгрии и Болгарии. Именно в это время в наших тылах активизировались формирования националистических, а по своей сути нацистских организаций. Немцы ушли, но тылы действующей армии, нацеленной на запад, терроризировали местные «наци». Убивали красноармейцев, уводили в лес женщин военнослужащих, грабили склады с продовольствием, захватывали оружие и боеприпасы. По приказу командующих войсками фронтов в тылах проводились несколько крупномасштабных операций. Особенно решительно действовал штаб маршала Рокоссовского. Так вот при написании книги о нём я пытался отыскать в архивах Подольска и Москвы материалы этих операций. Всё закрыто! Закрывали эти фонды, «чтобы не навредить дружбе народов». Замалчивали, улучшали историю, делали её общей, при этом многое притягивали за уши. И во что это вылилось? Приходится вырубать высокоточными боеприпасами недорубленный лес, который, как точно однажды заметил Александр Васильевич Суворов, очень скоро отрастает…
Любой народ вообще склонен к проявлению национального эгоизма. Мы – лучшие!.. Мы – самые правильные!.. Самые достойные!.. Кто крадёт наши блага?.. Вместе с тем исторически существует и со времён славянофилов завоевала право на это существование национальная гордость великороссов, и она продуктивна, человеколюбива, благородна. Потому что не исключает братское сосуществование на общей земле других народов, языков, религий. А национальные эпосы? Они обращены, прежде всего, к национальным чувствам, они возвышают народ, создавший этот эпос и сохраняющий его. «Калевала». «Манас». «Олонхò». Героический эпос тувинцев и адыгов. «Песнь о Роланде». Есть эпос и у нас, русских, – наши сказки. Вот почему надо чаще читать нашим детям и внукам русские народные сказки.
Украине исторически не удавалась государственность. Гетманы не удерживались, их власть вырождалась то в петлюровщину, то в махновщину, то в откровенный нацизм, как нынче. То, сами же гетманы с их ближайшим окружением, подпадали под власть Речи Посполитой, Литвы, Швеции, Ливонии. С таким шатучим и ненадёжным соседом жить и неуютно, и опасно. Вот и не остаётся ничего иного, как погасить его буйство силою. Впрочем, это другая тема, слишком сложная и серьёзная, чтобы о ней говорить походя. Что касается моих личных впечатлений о нынешней войне, о тех, кто воюет на той стороне, то они, нынешние бандеровцы, будто вылезли из своих схронов из сороковых годов. Они те же самые! Смахнули плесень и паутину… Только с американским оружием. Американским, шведским, немецким, польским… Как и тогда – вся Европа против нас.
«За олигархов русский солдат воевать не станет, а за государство и за Путина – воюет»
– Сергей Егорович, сейчас я вас подведу к размышлениям на более грустную тему и начну вот с чего. Читая вашу книгу и пытаясь разобраться в мотивациях писателей, современному молодому человеку трудно будет поверить в такую патриотичность и в такую жертвенность. Из какого теста были сделаны герои вашей книги, как они воспитывались, чего они действительно желали, уходя на фронт?
– Я думаю, что молодые разберутся. Если захотят разобраться. А если доберутся до «Писательской роты» и прочитают её, то, уверен, в голове что-то доброе останется. Что-то провалится в глубину души. Чья-то судьба. Чьи-то стихи. Слова. А потом начнут читать и Юрия Бондарева, его «Горячий снег», и Василя Быкова – повести «Сотников» и «Волчья стая», стихи Бориса Слуцкого и Юлии Друниной. Потому что без этого нельзя быть русским человеком. В понятие «русский» я вкладываю всё наше национальное многообразие от Калининграда до Владивостока.
Из какого теста… Так ведь выходит, что из советского! Не станем придумывать, что из другого. Поколение «лейтенантов» в основном родилось после революции, а уж воспитывалось в советское время, училось по советским учебникам и оканчивало советские ВУЗы. Василий Субботин точно и с глубочайшей искренностью сформулировал то, о чём вы теперь меня спросили: «Какое это было поколение… Как штыки! Если бы нам сказали. Если бы эту силу взять в руки. Мы легли бы там, где нам показали, и защитили страну… Заслонили Россию. Никто бы не побежал».
Так и вышло.
А вот что сказал Борис Слуцкий: «Без отпусков, без солдатских борделей по талончикам, без посылок из дому мы опрокинули армию, которая включила в солдатский паёк шоколад, голландский сыр, конфеты».
– А теперь собственно главный больной вопрос – сегодня многие молодые говорят примерно так: «Если будет война, я воевать за Путина и за это государство не пойду». В чём здесь опасность? И ведь некоторые герои ваших книг тоже, мягко говоря, не были патриотами советской власти, но перед ними выбора – воевать, не воевать – не стояло. Почему – не стояло? И что, на ваш взгляд, изменилось спустя десятилетия, так что подобные рассуждения раздаются всё чаще…
– Раздаются… Ни ртов, ни ушей не заткнёшь. Но, как мы видим, реальность другая. А за родину, за Веру и Отечество они воевать будут? Если не хотят, то и чёрт с ними… Русский солдат всегда воевал за родину. За други своя. Не за олигархов же воевать. За олигархов и их капиталы, нажитые непосильным трудом, русский солдат воевать не станет. А за государство и за Путина, как видим, воюет. Что касается отказников, то они были всегда. Разного рода придурки, сектанты, дезертиры… Они и в армии мирного времени служить не хотели. А если попадали «под красну шапку», то всякими путями старались, как говорят, закосить. Через госпиталь, через членовредительство, имитацию психозов и душевных болезней. Были придурки и дезертиры и в сороковые, но очень мало. Дух общества был иным. Во времена моей солдатской юности он, этот дух, тоже был иным, так что мне есть с чем сравнивать. Так что тот, кто кричит, что не пойдёт воевать за Путина, в армии, скорее всего не служил. Но, скажу я вам, без них наша армия не станет слабее. Скорее, наоборот.
В Козельске нужно увековечить память Семена Гудзенко
– Сергей Егорович, я живу в Козельске, и конечно, хочу спросить о герое вашей книги – поэте Семёне Гудзенко. У вас чётко сказано в нескольких местах, что да, он был в Козельске, в госпитале лежал, стихи об этом написал… Но однажды не сайте районки очередной «эксперт» оставил комментарий, что, мол, Гудзенко не воевал под Козельском, мол, это только в документах и в письмах так написано было, чтобы врага запутать, а на самом деле поэт был в другом месте. Что можете ответить на это?
– Что ответить… А какие материалы подтверждают, что он запутывал противника, называя Козельск Козельском? Эти историки из интернета сами себя уже настолько запутали, что им теперь, пожалуй, и не выбраться из своего клубка. Не стоит доказывать неверам и маловерам то, что не нуждается в доказательствах. Стихи поэта важнее всяких материалов. Пушкин же не нуждается в подтверждающих документах. В подтверждении его стихов и рифм. Семён Гудзенко под Москвой воевал в одном из отрядов Отдельной мотострелковой бригады особого назначения войск НКВД, по специальности был разведчиком и подрывником, великолепно управлялся с ручным пулемётом ДП. А ведь был очкарик. Кстати, к вопросу о том, кто будет или не будет воевать за Путина и нашу страну… В том же дневнике есть место о студенте-искусствоведе, москвиче, который ловко откосил от призыва с диагнозом воспаления почечной лоханки: «Это уже подлец». Диагноз разведчика, подрывника и пулемётчика, только что вышедшего из госпиталя после тяжёлого ранения более точный.
– Вообще, как вы думаете, достаточно ли того, что Гудзенко был в Козельске, чтобы его память здесь увековечить? И как лучше это сделать?
– Достаточно. А как увековечить, решать горожанам. Поэт своё дело сделал, и готов был ответить за каждое слово.
– Каковы были отношения писателей-фронтовиков с верой, религией? Был ли тот случай, когда «в окопах атеистов нет», или наоборот – они шли в бой с именем Сталина на устах»?
– Небольшая поправка: «в окопах неверующих нет»… На войне человеком овладевает иная философия. Иная судьба встаёт за плечом. На войне солдат всегда за плечами носит свою смерть. Как ранец, который невозможно снять. А кричали они всё. Человек, солдат, перед атакой крестился, целовал ладанку, а потом вставал и: «За Родину! За Сталина!» Сталина от Родины не отделяли. Всё это было святое для них. Ведь называл же Рокоссовский святым своего Главнокомандующего, уже после войны, после смерти Сталина. Сказал это в глаза Хрущёву, когда тот предложил ему осудить Сталина.
Вспоминаю одну историю. Приехал на родину, в Куйбышевский район. Пришли поисковики: «Егорыч, пойдём посмотришь. Нашли бойца…» Наша местность была в оккупации два года. Немцы пришли, когда началась операция «Тайфун» – удар на Москву. А выбили их отсюда, когда пришёл в движение северный фас Курской дуги – осенью сорок третьего. Так вот боец оказался сталинградцем, из дивизии, вошедшей в состав 10-й армии, когда та пошла в наступление на Рославль в августе-сентябре сорок третьего года. И был он не простой рядовой красноармеец, а лейтенант двадцать второго года рождения. При нём нашли офицерское удостоверение, но фамилия вначале прочитать не смогли. В удостоверение был вложен крестик на медной цепочке. Цепочка окислилась, растаяла, окисел залил фамилию лейтенанта. Вот так… Офицер, а крестик носил. Потом, после войны, те, кто выжил, эти лейтенанты написали «Это мы, Господи!..», «Третью ракету», «Берег», Навеки девятнадцатилетние», «На войне как на войне»… Их ругали за «богоискательство», за «русопятство». Много ярлыков на них навешивали. И каждую новую рукопись они несли в журнал или в издательство, словно поднимаясь в атаку…
«Многие герои «Писательской роты» воевали на калужской земле»
– Вы наверняка уже написали и вторую часть книги? События, которые сейчас происходят в мире, каким-либо образом повлияли на выбор героев? Кто теперь с ваших страниц будет учить Родину защищать и любить?
– Вторая часть анонсирована в предисловии к первой. Она ещё не написана. Но потихоньку пишется. Незачем её торопить. Скажу, кто в ней уже есть. Фёдор Абрамов, Юрий Бондарев, Василь Быков, Александр Зиновьев, Александр Твардовский, Евгений Носов. Будут и другие. Писатели, поэты, драматурги… Из них было сформировано несколько рот. И они – наш бессмертный полк. А то, что сейчас в мире происходит, никак не влияет ни на выбор героев, ни на рассказы о них.
А Родину любить они учили на фронте, и не только словом, но и штыком. Вот представьте себе, что они, когда на всю страну пронеслось «Братья и сёстры!», ринулись бы за рубежи спасать свою недвижимость и банковские счета. Она эта мысль их, да и нас тоже, оскорбляет. Вот это была элита страны! А нынешняя так называемая творческая элита… Да что о ней говорить. Разложенцы и извращенцы.
Нужно больше читать писателей-фронтовиков. Они не лгали. Они носили смерть за своими плечами. И пережитое потом водило их пером. «… когда сидишь на дне окопа…» Они так и писали, не вылезая из окопа. Они и умирали, как солдаты. Вы знаете, как умер Юрий Белаш? Рак. Когда уже лежал, диктовал сотруднице Государственного Литературного музея Елене Волковой то, что вспоминалось. Когда и вспоминать устал, понимая, что конец неизбежен и скор, чтобы сократить мучения, отказался от пищи, повернулся к стене и умер. Он воевал на нашей калужской земле. Под Спас-Деменском и Жиздрой. Многие герои «Писательской роты» воевали на нашей калужской земле. У Белаша есть короткие, в несколько строк, но совершенно огромные стихи:
После бомбёжки –
в окопе,
тонко звеня,
осыпался песок.
Или:
Женщина с ребёнком храбрее мужчины с винтовкой.
Беседовал Максим Васюнов