Как-то мало-помалу из нашей жизни исчезли почтовые ящики. Еще примерно до середины 2000-х гг. я бросал в один такой ящик письма – это в том случае, если они по России, и если нет перевеса, тогда к основной марке, наклеенной на конверт, не нужно ничего доплачивать. И всегда доходили. Теперь этого ящика уже нет. Когда исчез – я даже не успел заметить. Так же было и с почтовыми открытками, которые маленькие, формата почтовой карточки, тоже со «встроенной» маркой. А если письмо за границу, да еще написал ты страниц 5-6 – тяжелое, тогда уж лучше отнести на почту, взвесить, приклеить нужные марки, да, кстати, там и оставить – так уж надёжно.
Сама идея почтового ящика как-то согревала душу человека. Ты чувствовал «дыхание цивилизации» в самом положительном смысле слова. У нас в деревне он висел прямо на столбе забора у дома почтальона («почтарка» называли все местные жители на нашем диалекте, если почтальон (чаще всего) был женщиной). Утром почтарка идет на работу, или едет на велосипеде, что тоже бывало, особенно если деревня длинная, и перед этим забирает корреспонденцию из ящика, чтобы отправить по месту назначения. В городах, где народу много, там, кажется, даже дважды в день бывала выемка писем из ящика.
Да, кстати, исчезли и почтальоны, те самые, «с толстой сумкой на ремне». Теперь писем и открыток не шлют, газет и журналов не выписывают, пенсии получают на карточку, или лично в руки на почте. А раньше все эти функции выполнял почтальон. Когда он приносил пенсию старикам на дом, то его встречали как родного, часто потчевали чаем. Правда, он, как правило, отказывался, оправдываясь тем, что надо идти дальше, нести корреспонденцию и пенсии и другим людям. При получении пенсии, как правило, удерживали 40 копеек за радио, а соответствующую марку вклеивали в «радиокнижку». У нас хранится такая бабушкина в домашнем архиве. Помню, когда умирала старшая бабушкина сестра, в 1992 г. на 84-м году жизни, уже была в полузабытьи, и к ней пришла проститься женщина, работавшая на почте, — соседка. Она не смогла уже назвать ее имя, только улыбнувшись, слабым голосом произнесла:
— Вот и пенсия пришла!
Теперь все заменил интернет. Но вот последние события показали, что интернет – штука очень не надежная. Раз – обрубили – и нет его, и нет всего твоего «архива» в электронном виде. Так что пишите письма и открытки, и верните нам почтальонов с толстой сумкой на ремне, и почтовые ящики – не виртуальные, заканчивающиеся на mail.ru, а металлические, синенькие с гербом России, висящие на заборном столбе у дома почтарки!
Вновь о почте России
12.03.2022 я получил письмо от человека, живущего в пяти километрах от меня. Написал он письмо 4 февраля, отправлено с его почты 21 февраля (может просто некогда ему было, и отнёс, скажем, 20-го числа, допускаю). На моей же почте принято 9 марта! Дошло до меня 13-го марта. Эти 5 км письмо прошло за 16 дней. Вот скорость Почты России: 300 метров в день!
Лучовка, ножовка, поперечка
На нашем веку за последние лет тридцать многое изменилось в быту. Незаметно исчезают ремёсла, уходят мастера, не успев никому передать свой опыт по причине невостребованности. Исчезают целые профессии и связанные с ними инструменты. Современная молодёжь в большинстве своём даже не знает разницы между плотником и столяром. Прежде это были прописные истины. Как тут не вспомнить классическое: «Ты, Каштанка, супротив человека всё равно что плотник супротив столяра!»
Казалось бы ещё недавно мы вручную пилили дрова на деревянных станках, однако давно этого процесса не видно в наших деревнях. Для сельского человека был характерен целый набор пил. Если не считать маленького ручного лобзика для миниатюрных работ, то минимальной из всех пил была лучковая (лучковка, лучовка). Лучок — это две деревянные стойки, скреплённые сверху иногда простой веревкой, или другим материалом. Эта веревка может закручиваться специальной палочкой, стягивая или ослабляя стойки лучка. А внизу между двумя стойками проходит небольшое полотно пилы. Предназначена она для производства мелких столярных работ. Мне в детстве, помню, очень нравилось ею пилить. Взрослые пилят дрова, а я рядом своей лучовкой тоже пилю, только небольшие колышки, ветки. Так приучаешься к труду, когда делаешь всё «как взрослые». У лучовки, да и у других пил зубья устроены особо: несколько клиновидных подряд, потом один раздвоенный, потом опять клиновидные и так далее. Сегодня лучовки тоже существуют, но уже чисто металлические. Старые, с деревянной основой, стали разве что музейным экспонатом.
Следующая пила, наиболее популярная, — ножовка. Она есть и у городских жителей: мало ли что некрупное надо отпилить — доску, колышек и так далее. Сейчас тоже много всевозможных фирменных ножовок, которые пилят «как по маслу». Раньше были попроще, с деревянной ручкой. Периодически зубья надо было точить напильником. Этой пиле повезло больше всего, она есть почти в каждом доме.
А вот следующая пила буквально исчезает. В лучшем случае, валяется где-нибудь на чердаке, в сарае — это поперечка. Самая большая пила, предназначенная для распила брёвен, толстых досок и других крупных объектов. Сегодня практически у любого уважающего себя сельского хозяина имеется небольшая бензопила «Штиль», «Партнёр» и т. д. Раньше бензопилы «Дружба», «Урал» были предназначены для промышленной валки леса и в быту были все-таки большой редкостью. Пилить дрова и другие материалы было принято поперечкой. Просто так на земле бревно не распилишь: неудобно, низко, да и полотно зажмёт, поэтому для работы поперечкой нужны специальные козлы, которые у нас называются станки. Ещё на моем веку мне довелось распилить много-много кубометров дров на станках.
Перед тем, как приступать к пилке дров, пилу надо наточить, а это значит, пройтись напильником по каждому зубцу, которых, наверное, больше сотни. И ещё важнейшая процедура — сделать «развод», то есть развести, или слегка наклонить зубья поочередно влево и вправо. Без этого пила не будет эффективно работать.
В фильме «Девчата», в финале, когда герои строят новые дома, показана работа огромной поперечки, которой пилят очень толстые брёвна. Чтобы справиться с такой пилой, один человек должен сидеть сверху, второй — внизу, и каждый держится обеими руками за свою ручку. Такая работа требует много энергии.
После распиловки лесовоза дров появляется целая гора душистых опилок, с приятным свежим запахом. Их можно использовать для подстилки животным, для мульчирования растений и для всевозможных других целей.
Современная, порой бездушная, «цивилизация» вытесняет многие предметы милой старины. Иногда это обоснованно, иногда не очень, но надо хотя бы зафиксировать и описать то, чему мы были свидетелями, что дошло до нас из рассказов старшего поколения. Ведь это тоже элементы человеческой культуры.
Струны гудят
Мне уже приходилось писать о том, что многие явления из нашей, казалось бы, совсем недавней жизни незаметно и потихоньку исчезают. Вот, например, где-то уже с начала 21-го века я не слышу гул проводов в деревне. А раньше провода (их у нас на диалекте называли «струны») гудели довольно часто. Даже примета была: «Струны гудят — к перемене погоды».
Теперь провода в основном везде изолированные, а раньше были открытые. Помню как одну женщину в соседней деревне убило током — она наступила на оборвавшийся провод. В детстве на провода было страшно смотреть. Взрослые говорили, что птички могут на них сидеть, у них ноги костяные, им ничего не сделается, а человеку касаться нельзя. Птички, сидящие на проводах, особенно заливающиеся пением ласточки, — это особая картина из детства. Столбы (их называли почему-то «телеграфные»), на которые крепились провода, были бетонные и деревянные. Сверху были особые изоляторы, которые мы в детстве называли «стаканчики». Они были стеклянные, или керамические, «фарфоровые». Если надо было что-то наверху мастерить, ремонтировать, то электрик надевал на ботинки «когти» (как нас в детстве завораживало это слово), и лез наверх как какой-нибудь Тарзан.
По самой верхней части столбов шли провода на 220 вольт, а примерно на метр ниже — тонкие, специально для однопрограммных приёмников — на 36 вольт. Этот ток даже был не опасен, иногда приходилось его испытывать на себе, но приятного тоже мало, если дёрнет. Вот эти провода вместе с радиоприёмниками ушли насовсем. За радио надо было платить 40 копеек в месяц (цена двух буханок хлеба). У нас сохранилась даже книжечка с вклеенными марками. Сколько было переслушано по этому приёмнику передач, новостей, спектаклей, концертов, литературных чтений! И «Встречу с песней» в детстве именно по этому приёмнику я начинал слушать.
У нас это было Ленинградское радио, с периодическим включением передач Всесоюзного радио. Оно начинало работать с 6 утра — после новостей был концерт для тружеников села. Если кому надо было рано встать, то приёмник не выключали: утром радио разбудит как будильник, гимном Советского Союза. Днём, помню, оно тоже на час отключалось (то ли с часу до двух, то ли с двух до трёх), потом снова продолжало работать. Все голоса дикторов помню, особенно — энергичную и оптимистичную Регину Кубасову. Приляжешь, бывало, отдохнуть после обеда, и радио отдыхает, если оно не отключено, то слышен еле уловимый не то гул, не то свист. А через час оно тебя разбудит: вставай, пора трудиться!
И ещё очень сильное детское воспоминание в деревне: провода крепились к стене дома на изоляторы, а оттуда уже пропускались внутрь. И вот если на улице дул ветер, провода дёргались, и внутри дома этот звук был хорошо слышен. Интересно, что он не раздражал, а наоборот, — успокаивал. Если задремлешь после обеда, то эти звуки подергивающихся проводов — как колыбельная песня. Сейчас этого звука очень не хватает.
Времена меняются и мы меняемся вместе с ними. Сейчас есть все коммуникации, связь, интернет; можно из деревни написать и позвонить в любую точку планеты, можно виртуально побывать в Лувре и Британской библиотеке, всё посмотреть, всё прочитать и послушать. Но в этом информационном потоке так не хватает старенького однопрограммного радиоприёмника на 36 вольт, дергающихся о стену деревянного дома проводов от ветра, и «струн», которые если гудят — значит будет перемена погоды!
Вадим Грачев