— Вы пишете кистью, в том числе много икон, а иконопись — это, по сути, исповедь. Признайтесь, когда работаете над ликами, Вы становитесь, как сама молитва, ведущая Вашу руку?
— Извините, Игорь, но откажусь от чести — я не иконописец.
— Вы живописец?
— Я художник. Чтоб икону написать, вот это очень важно, надо молиться, поститься, даже, может быть, войти в состояние… Но одна икона у меня всё-таки, мне кажется, получилась, я о ней уже говорил — это Никола Мысгорнский.
Возможно, древние богомазы лучше нас разбирались в грибах и травах. Почему я мало пишу иконы? Перерисовать лик святого, или даже Господа Бога нашего Иисуса Христа не так-то сложно профессиональному художнику, а вот духом наполнить, внести энергию… Расскажу Вам: я вот прихожу к своему другу, художнику, с академическим высшим, Мухинское закончил — сидит, курит товарищ, пепельница рядом, пишет икону, и, размышляя, мне говорит: «Фёдор, сюда надо загнать побольше полудрагоценных камней, и золота, и «впарить» богатому человеку… И всё это в надежде на моё правильное понимание, и он говорит всем, что он иконописец!.. Иконописец, Игорь, это не тот, который всё точно нарисовал, но человек, истинно убеждённый, в том, что с икон на человека смотрят не копии, а сами святые. Писать Божественный лик это победить себя, их, может быть, единицы, но это всегда те, кому отпущено Богом!
— Вы многое дали в копилку имиджа нашей страны. В сознании людей Вы — образ Духа России. Какую-то поддержку со стороны государства или Географического Общества Вы получаете, или всегда рассчитываете только на свои силы и помощь спонсоров?
— За всю свою жизнь я ни разу не обратился за поддержкой к государству — почему государство должно помогать финансами Фёдору Конюхову? У государства есть другие задачи.
— Вы протоиерей Русской Православной Церкви Московского Патриархата, награждены орденом Украинской Православной Церкви Великомученика Георгия Победоносца I степени за примерные и усердные труды на пользу Святой Божией Православной Церкви, а чем отмечены Ваши заслуги перед страной и светские достижения?
— Ну что до оценки Родиной моих подвигов, то я награждён орденами «Дружбы Народов» и «Почёта» — за вклад в укрепление связей между республиками, как СССР, так и теперь СНГ, и грамотой Совета Федерации, очевидно, за то, что я до сих пор живой.
— Вас наперегонки преследуют бес путешествий, искушение зайти за черту, и желание отодвинуть горизонты, но, как вариант, взамен, можно получить целый букет болезней, сложности в личной жизни, или усмешки скептиков, которые сами и камня с дороги не уберут. Помните в «Земле Санникова»: Эй, человек, чего тебе дома не сидится, зачем по земле идёшь, зачем вся жизнь твоя в дороге? В фильме вопрос остался без ответа, а Вы, Фёдор Филиппович, готовы на него ответить — зачем Вам всё это? И, кстати, Вы нашли свою «Землю Санникова»?
— Нет, не нашёл…но я всегда считал так: если Господь Бог создал Эверест, то почему мне на него не подняться? В Писании сказано: земля, небо, и вода принадлежат каждому. Если они есть, и я существую, если есть океан, он не только для рыб и птиц — это и для меня. Я часто думаю, пусть Эверест находится в Непале, а не в России — я должен не видеть Эвереста? Пускай, Мыс Горн где-то далеко, в Чили, почему я должен его не видеть?
Земля принадлежит всем, однако, человек поставил на ней границы, но есть ли границы желанию человека увидеть наш мир, как во дни творения, или найти, казалось бы, невозможное, как Шлиман? Это и отправляет человека — одного на раскопки Трои, а другого съездить, посмотреть, что на Земле, да как, иногда это довольно сложные, и рискованные проекты, но осуществив хотя бы один, остановиться уже невозможно. Есть ли в этом какая-то логика? Скорее всего, в странствие человека отправляет не она, просто слово «движение» каждый понимает по-своему. Я Вам рассказал, Игорь, как я его понимаю.
— Вы служитель «белого духовенства», которому по сану положена матушка — можете создавать семью, иметь детей. Я знаю, у Вас есть надёжный тыл. В пылу поздравлений и похвал, о нём, как правило, забывают. Исправьте, пожалуйста, несправедливость, скажите, кто вместе с Вами возносит молитвы за Ваше благополучное возвращение, мне интересно было бы узнать о Вашей семье?
— Ну, что ж… семья моя, в первую очередь, состоит из жены Ирины, — мы не общаемся на старославянском, не называем друг друга батюшкой и матушкой, но она настоящая и матушка, и мать четырёх детей, главный, и самый важный из них сейчас беседует с Вами, потому что, Ира моя — профессор, и доктор не только юридических наук, но и всех остальных, положенных хранительнице семейного очага. Она считает: когда любишь человека, то сначала принимаешь его таким, какой он есть, а уже потом хочешь, чтобы он был таким, какой он есть.
Мне 71 год, возраст большой, а знаете, чего я не добился в жизни — у меня нету зависти ни к чьим-то деньгам, ни к чужим экспедициям — это не моё. Я с детства мечтал дойти до Северного Полюса, потом мечтал пойти на яхте вокруг света, мечтал подняться на гору, об Эвересте не думал, — просто на гору… А когда я это сделал, я понял, что больше совершил, чем мечтал. Ну, разве я мечтал, что шесть раз буду ходить вокруг света, мечтал, что поднимусь на все высочайшие вершины, причём, на Эверест два раза, и со стороны Непала, и со стороны Китая, и во второй раз, когда стал в два раза старше. Дважды уходил в Антарктиду, в одиночку сходил на оба земные Полюса… У меня решены проблемы с тщеславием, и жаждой новых открытий, мне не грозит забвение моего имени — я вошёл в историю, и, наверное, в ней останусь.
Жена моя и сама путешественница со стажем, и как-то мы с Ириной попробовали подсчитать, на сколько лет нормальному человеку хватило бы заниматься подготовкой и самими моими экспедициями, и у неё вышло — триста лет и три года, а мне 71 всего! Думаете, она ошибается?
Вы знаете, жена путешественника может ошибиться, как борщ приготовить, но не в том, как собрать мужа в дорогу. А если сюда прибавить годы её ожиданий моего возвращения, то у моих скептиков должны отпасть любые сомнения: от жадности можно отдохнуть в Турции вместо Бали, но не пойти к Южному Полюсу вместо Эвереста, пусть оно и дешевле.
Надеюсь, что на Ваш, Игорь, вопрос я вполне ответил. Я не идеальная модель, а живой человек со слабостями, и прекрасно отдаю себе отчёт, что и у меня есть грехи, много грехов, и самых больших грехов, которые не бывают бывшими, есть предубеждения и заблуждения. Но нет во мне греха зависти — ни чёрной, ни белой, ни цвета зелёного луча, и не надо его искать — если бы он был, я бы это знал точно.
Когда погиб американский пилот, яхтсмен, и путешественник Стив Фоссетт, который поставил мировых рекордов вдвое больше меня, и во многом опередил, я не испытал облегчения — меня задавила грусть, и стало страшно обидно, что нет его, и с его уходом, во-первых, нас стало меньше, а во-вторых, я всегда знал, что он всегда что-то вытворит, и мне было интересно за ним тянуться.
Он погиб рано, как и Уэмура, но сделал больше, и я не ожидал от себя, что и мне когда-то удастся превзойти своего учителя. Завидовать я бы мог только им, но, Вы видите, как всё вышло. — Два поворота двух судеб, и мне стало не с кем соревноваться, это печально… Я говорю нынешним молодым: в 1990 году я в одиночку пошёл и достиг Северного Полюса, прошло тридцать лет, и никто не повторил мой маршрут в одиночку, а мне бы хотелось.
Сейчас, если молодой парень пойдёт, он сделает это лучше меня, он имеет лучшее снаряжение и питание, у него надёжнее связь, наконец, он будет обязательно готовить себя физически. Я прошёл маршрут за 72 дня, ко мне дважды подлетал самолёт, чтобы скинуть продукты, и пару лыж, а норвежский путешественник, если я не ошибаюсь, его имя Олсен, прошёл к Полюсу с мыса Алерт, как Уэмура, более коротким путём, и сделал это за 45 дней, не привлекая никакой авиации. — А где наши путешественники? — В Анталии. — А где наши романтики? — Забыв обо всём, выбирают себе новый автомобиль. Где сегодня те люди, которые чувствуют себя в путешествиях, как в искусстве, которые творят, совершая немыслимые для сегодняшнего дня поступки? Хочется, чтобы мне кто-то сказал, что в России такие есть, но пока молчание на этот счёт говорит о разнице в понимании слова “мужчина” людьми моего поколения, и того, которое стоит в пробках.
— Вы занимаетесь миссионерской деятельностью?
— Кто я такой, чтобы кого-то поучать? Мы сегодня стали книжниками и фарисеями: очень много знаем, очень много поучаем. Кто в наши дни действительно живет по Христу? Никто. Часто люди говорят: «Мы воспитываем молодежь…» А я думаю: а сам-то ты воспитан, чтобы других воспитывать? Конечно, детей надо воспитывать – но ненавязчиво, не поучениями.
— Путешествия помогают священническому служению или мешают?
— Не помогают и не мешают. Это — жизнь.
— Вы одинаково основательно готовитесь ко всем Вашим экспедициям, чтобы не искушать судьбу. А как насчёт неоправданного риска — такое бывает?
— Не со мной. Хуже нет – неподрассчитать свои силы. Если хочешь вернуться из экспедиции живым, нужно хорошо подготовиться. Тридцать два моих друга, российских и зарубежных, с кем когда-либо ходил в экспедиции, с кем в гонках участвовал, сегодня ушли в другой мир, погибли…
Готовлюсь я очень тщательно. Я со смертью не флиртую, готовлюсь так, что ко мне учиться приходят. Но это и, чтобы Господу было полегче. Конечно, в последние годы больше готовлюсь духовно, молюсь. Сберечь-то меня иногда даже Ему не просто. В пути, бывает, так подожмёт, что взмолишься голосом, который и самому не узнать: «Господи, за что? Неужели это конец?»… Не страшно умирать, но страшно стоять перед Богом, и отчитываться за свои грехи, когда и мелкие грехи могут стать основными — в детстве махнул палкой, и нечаянно убил ласточку…
Путешественник должен не просто болтаться по миру, а быть духовно воспитан и образован, ведь он подвижник. Раньше я больше уделял внимания физической подготовке и экономической стороне путешествий. Но если ты не готов духом, то все сие бесполезно, потому что, дух и тело неразделимы. Если ты, человек, утром, после сна, умываешься, прежде чем показаться людям, то и душа твоя должна быть умыта — помолись перед всеми делами 10-15 минут.
— Значит, Ваша молитва успевала к Господу, раз Он Вас хранил?
— Молитва, как стихи, если читаешь без сердца, тебя не услышат. В каждом путешествии со мной всегда Евангелие, которое я перечитываю много раз. Где бы я не был, на разных высотах в горах, и на разных широтах в морях и океанах, я понял одно, что везде есть Бог, везде есть жизнь, и везде нужна молитва.
Я спал по два часа в сутки и силы восстанавливались очень быстро. Иногда хватало двадцати минут сна, чтобы отдохнуть и снова взяться за весла. Акулы плыли рядом с лодкой и не нападали. Задумав день, в который надо было нырять в воду, чтобы проверить и почистить дно лодки, я видел, что в этот день акулы даже не появлялись, киты проплывали мимо. Весь долгий путь по водам Тихого океана сопровождался молитвой: На утреннее правило у меня уходило 35 минут, столько же на вечернее правило. Это была основная моя молитва, когда я не греб. Я останавливался, весла бросал и молился. А в другое время, когда был за веслами, в такт гребкам повторял Иисусову молитву. Дважды за путешествие я совершал чин освящения воды в Тихом океане. Первый в двунадесятый праздник Крещения Господня. А второй, когда почувствовал, что море «шалит».
— Плыть на вёслах через океан, как Вы решились — ведь, кроме выматывающего одиночества, могло быть что угодно, но главное, как могут руки заменить двигатель, или парус — мне кажется, для этого нужны годы тренировок, и чтобы Вам совсем удалили нервы?
— Где я тренировался — на Эвересте, на Северном Полюсе, на Мысе Горн. Физически эта экспедиция не сложнее, чем подъём на Эверест, сложнее морально. Ведь там динамика другая, а здесь однообразие. В день ты должен преодолевать 50 морских миль — это 24 тысячи гребков, но чтобы идти с опережением, гребёшь постоянно, а перед тобой только горизонт и нет вертикальных линий. Главное, чтобы Океан был спокойней, чем жена, ожидающая дома моего возвращения, но такое Посейдон даже мне, по дружбе, не всегда предлагает. Во вторую мою вёсельную кругосветку на «Акросе», я подцепил шторм на полпути к «Полюсу яхтсменов» — Океан болел целую неделю.
В «Южном» работают просто разрушительные волны, высотой 8 метров, движущиеся со скоростью 90 километров в час. Раз в 15 секунд волна проходит под лодкой и устремляется в сторону Мыса Горн на скорости под 100 км/час, лодка полностью утопает в пенистых гребнях. Представьте, Океан слился с небом. Горизонт пропал — сплошная летящая вода, а молнии так стреляют, что даже вода шипит от напряжения. Если бы они прошли через лодку, она бы на щепки разлетелась, или меня бы контузило, в лучшем случае. Но всё обошлось. Лежишь пристегнутый ко дну лодки, пытаешься пережить шторм, каждый час пишешь короткие эсэмэски — «У меня всё хорошо», и молишь Бога, чтобы лодку меньше переворачивало, потому что, тело мое чувствует все двести сорок восемь костей, и замены у меня нет…
Обычно, к концу экспедиций от меня остаётся одна голова: руки, ноги, спина — это отработанные материалы. Неверующий человек такое не выдержит.
— Понятно, что Бог Вас не оставляет, но это в экстренных случаях, а кому молитвы возносите, чтобы лишний раз не беспокоить Всевышнего?
— Святым мы молимся с просьбой помолиться за нас Богу. И святые помогают нам своими молитвами. Ближе всего из святых для меня Николай Чудотворец. Он для меня как близкий друг. Когда мне тяжело, хочется прижаться к его бороде седой. Когда молюсь Матери Божией, мне совестно перед Ней за мои грехи. А перед Господом нашим Иисусом Христом мне хочется встать по стойке смирно, как перед главным адмиралом.
Игорь, Вы на часы смотрите?
— Я понял — время нашей беседы, его уже не осталось?
— Осталось сказать последнее: говорят, что есть атеисты. А человек не может быть неверующим, даже атеист, он все равно обязательно во что-то верит — в политическую систему, в деньги, в закон, а я вот верую в Бога нашего Иисуса Христа. Когда ходил в океан, молился не только Николаю Чудотворцу и Феодору Ушакову, но и матушке Матроне Московской, Ксении Петербуржской. Молитва, как стихи, если читаешь без сердца, тебя не услышат…
— Не буду Вас банально благодарить — Вы были искренни, интересны… Скорей, Вы были мне очень полезны, и я надеюсь не забыть Ваш урок. Я Вам лучше что-нибудь пожелаю: Вы не из тех, кто завидует, Вы берётесь и делаете ещё лучше. Вы выбираете новые вершины, как обычный человек пару обуви, в желании испытывать ощущение, когда то, что открываете Вы — открывает и Вас. Сегодня, когда у России так много критиков и оппонентов, рекорды Фёдора Конюхова показывают нерушимую мощь и силу нашей Родины. Пока есть на земле русские подвижники, молитвенники, путешественники, и добрые сердцем люди, Россия непобедима!
Пожелаю Вам, Фёдор Филиппович, ещё много разных дорог, и пусть самое интересное у Вас всегда будет впереди, — да, хранит Вас Бог!
Игорь Киселёв