Читаю сейчас книгу о русском историке Игоре Яковлевиче Фроянове, в которой сказано, что автор в своих работах, изучая Древнюю Русь, много пишет о демократических началах в ментальности русского народа и о соборности. И пришло мне на ум вспомнить здесь те факты, которые я сам наблюдал в русской деревне в последней четверти 20 — в начале 21 веков, да и сейчас наблюдаю, факты, подтверждающие огромное место соборности в душе русского народа.
Я вырос и сформировался в русской деревне. Потомственный крестьянин. Все азы русского крестьянского бытия впитал с младенческого возраста. Когда в деревне рождается ребёнок, его появление воспринимается не только его непосредственными родственниками, но и всей деревней, всем обществом. Деревня живёт словно большая семья, где каждый друг другу ближний, или дальний родственник (во множестве случаев так оно и есть). Появление ребёнка воспринимается как пополнение огромного деревенского семейства. И отношение к маленькому односельчанину строится не на пустом месте, а сперва за заслуги его рода. Деревня знает из какого рода этот человек, а, следовательно, что можно потенциально от него ожидать. А потом уже, по мере взросления, человек и сам зарабатывает себе авторитет в деревне. И вообще в деревне принято интересоваться односельчанами, их успехами, радостью и горем. И это не праздное любопытство, а искреннее участие. У каждого человека, живущего в деревне, жизнь его односельчан вызывает неподдельный интерес. Любопытно, что деревня искренне интересует человека, даже давным-давно уехавшего из неё. Всё равно он поддерживает с ней невидимую духовную связь.
Вспоминаю, когда к нам приезжали бабушкины сёстры — родные, двоюродные, троюродные, другие родственники. Тогда разговоры о деревенской жизни были бесконечными! Отсутствовавшие какое-то время эти родственники, словно достраивали свою картину деревенской жизни, восполняли пробелы — кто родился, кто женился, кто умер, кто где работает, кто чем занимается. Часто эти разговоры заходили далеко за полночь. Каким было наслаждением засыпать под эти разговоры! У меня на глазах словно проходила вся деревенская история. Иногда и я вставлял своё слово. Только теперь, когда это практически ушло, всё это воспринимается, как неотъемлемая часть крестьянской жизни. А тогда я просто жил в этой атмосфере и ничего не анализировал. Интересно, что и сегодня, когда я приезжаю раз в году летом на Ставрополье, чтобы навестить последнюю оставшуюся в живых сестру из восьми сестёр и братьев моей бабушки (ей уже 85 лет), то мы с ней начинаем вспоминать, разговаривать о деревенской жизни. А уехала она из деревни в 1941 году. Человек уже почти 70 лет не живёт в деревне, а духовно продолжает в ней пребывать!
Часто деревенские жители вспоминают прежнее житьё, органически связанное с ним настоящее. Кого-то вспоминают доброй памятью, к кому-то относятся очень уважительно, а кого-то и осудят за дурной образ жизни. И человек, зная это, стремится жить по совести. Ему небезразлично «что люди скажут». В деревне всегда всё делается с оглядкой на односельчан. Вспоминаю, как часто торопила меня бабушка, например, копать картошку. Одним из аргументов было то, что многие уже начали. И если мы выкопаем позже других, то стыдно будет, подумают, что мы ленивые. Всегда в деревне личное подчинялось коллективному. Никто бы не посмел совершить поступок, который бы оскорблял всех односельчан. Но вот в последние годы апостасия дошла и до деревни. С чувством глубокого смущения обнаружил я в своей деревне дом, построенный кем-то из дачников (а дачники, как известно, ещё Чехов сказал, это так пошло) — этот дом стоит не на солнечной стороне, так вот, чтобы в доме светило солнце, эти дачники «повернули» его задом на дорогу, а окнами в поле. Какой яркий образ! Они «повернулись задом» ко всей 500-летней истории моей деревни! За 500 лет ни один человек в деревне не додумался так поставить дом!
Какое удивительное и, я бы сказал, архаичное проявление соборности — помощь соседям, односельчанам в большой, тяжёлой работе: строить дом, сажать картошку, рубить капусту. Удивительное дело: как только кто-то начал такую работу, то не нужно даже звать помощников — сами придут. До самых последних лет как трогательно видеть, когда мы начинаем сажать картошку лошадью, старые, чуть ли не 80-летние соседки приходят каждая со своим ведром и помогают нам в этом деле. А потом мы идём помогать кому-то из соседей. Помню, как одни из наших соседей сушили сено. Оно было уже почти высохшее, а в это время на краю знойного июльского неба появилась дождевая туча. Так вот, мы с мамой долго не раздумывали — побежали помогать спасать сено. Быстро сметали стог. Соседи были очень благодарны.
Если в деревне живут одинокие старики, им всегда стараются помочь — что-то сделать по дому, принести к празднику (Рождество, Пасха), да и просто без причины молока, кусочек мяса. Обязательно намоют их в бане — это святая обязанность! Некоторые одинокие старики, старушки, которым не по силам топить баню, годам моются у своих соседей. И никому даже в голову не придёт намекнуть, что кто-то кому-то должен.
Помню, когда был мальчишкой, с какой радостью бегал на колодец, чтобы принести немощным старушкам водицы — это тоже была святая обязанность!
Если кто-то заболел, то многие соседи приходят навестить больного, приободрить, поддержать. Это и сегодня осталось. Правда, когда в деревне осталось 15 старичков и старушек, как горько видеть, когда они приходят к больным, которые умирают, а проходит некоторое время, и сами умирают. Когда моя бабушка незадолго до смерти слегла, то одна из дальних родственниц пришла навестить её с банкой парного козьего молока и горячими, только что напеченными оладьями. Как это было трогательно!
Если односельчанин умирает, то за два дня, что гроб с телом покойного стоит дома, вся деревня приходит прощаться с ним. Сидят у гроба, вспоминают его жизнь, добрые события из его жизни. В день похорон многие едут на кладбище. Кто не может ехать, тот прощается с покойным дома. А уж на поминки, на 9, 40 дней, на годовщину собирается тоже вся деревня.
И память о человеке живёт годами в сердцах односельчан. Даже если прошло много лет и не осталось живых свидетелей, то память продолжает жить в рассказах, преданиях. Так, в нашем современном обиходе фигурируют имена некоторых односельчан, родившихся ещё в середине 19-го века.
Таким образом, соборность русского народа, русских крестьян является настолько органичным качеством, как бы врождённым, что даже сегодня, в эпоху всеобщего духовного упадка и деградации, человек живёт в её категориях, порой сам не осознавая того. И мне думается, что это качество будет одним из основных в деле возрождения русского народа, о котором так много мы говорим.
Вадим Грачев