Конец эпохи Жюля Верна

Как-то слушал я лекцию выдающегося нашего историка Владимира Леонидовича Махнача о царе-мученике Николае Втором и его эпохе. Помню из уст Махнача тогда прозвучала фраза о времени Серебряного века — конца 19 — начала 20 веков: «Это была эпоха поэтизации науки и техники, это ещё была эпоха Жюля Верна». И сколько же ассоциаций родилось в моей душе в связи с этой фразой! В детстве я бредил романами Жюля Верна, был воспитан на его героях, на их понятиях о долге, чести, о великой миссии науки и техники. Как меня восхищали «Дети капитана Гранта», «20 тысяч лье под водой», «Таинственный остров», «Пять недель на воздушном шаре» и многие другие его произведения.

В его романах главные герои — это ученые, передовые люди, те, кто использует науку и технику во благо человечества. Это, пожалуй, главная идея романов Жюля Верна. Как же это было здорово — использовать достижения науки и техники для спасения людей, для помощи, для поддержки благородных людей! Помню, как восхищался я в детстве Сайросом Смиттом — героем «Таинственного острова» — который сумел, будучи на необитаемом острове, спасти своих товарищей сначала от голодной смерти, а потом превратить этот необитаемый остров при помощи подручных средств в оазис! Как будоражил этот роман детское воображение, как мы восхищались великим и благородным Смиттом!

С тех пор в душах и головах моего поколения так и отложилась мысль, что наука и техника поставлены на благо человечеству, и что великие, передовые люди своего времени призваны поставить их на службу высшим целям человечества. Если наука — значит, это всегда благородно и полезно. Так у меня запечатлелось в детстве.

И вот пришла другая эпоха, примерно в конце 1980-х-начале 1990-х годов. Наверное, первым сигналом новой эпохи был фильм по произведению М. А. Булгакова «Собачье сердце». А потом, будучи школьником, я прочитал ещё и «Роковые яйца» Булгакова. Из этих произведений я извлек мысль, что наука и техника не всегда могут быть полезны для человека. Иногда они приносят и вред. Все зависит от нравственности того человека, который ими занимается. Ведь как сказал Достоевский «Если Бога нет, то все позволено».

Человек, не имеющий нравственного, духовного ограничения в своих занятиях наукой, может дойти до крайних пределов. Он может заниматься наукой ради науки, не задумываясь о последствиях. Двадцатый век дал нам много примеров того, что «Если Бога нет, то все позволено» — ядерная бомба, генная инженерия, клонирование и множестро других фактов науки и техники, направленных во вред человеку. Такая наука — злая и жестокая — это уже не наука Жюля Верна, где верховодят добродушные и филантропичные кузен Бенедикт и Жак Паганель, практичный и добрый Сайрос Смитт.

Это какая-то другая наука — из фантастических фильмов ужасов 1990-х годов. От этой науки человечество не получит пользу, а только вред. Причем этот вред, возможно, оно поймет не сегодня, а спустя длительное время, — как, например, в случае с генетически модифицированными организмами. Это пока еще загадка для нас, но, возможно, что это опасная бомба. Так что, как бы это не было прискорбно, приходится заявить, что в наше время — на рубеже 20-21 веков, через 100 лет после царя Николая Второго, наступил конец эпохи Жюля Верна. Пришло время другой науки — разнообразной, которая может быть и полезной и вредной. В этой науке уже надо разбираться, она не является априори абсолютным добром, как та наука, 20-го века.

А как было здорово жить весь 20-й век! Как мне нравится читать те книги, выпущенные в золотую Советскую эпоху, когда утверждалось, что биология, физика, химия и другие науки поставлены на службу человечеству, чтобы облагодетельствовать. Так безоговорочно заявлялось до конца 20-го столетия. Сегодня, к сожалению, приходится констатировать, что эпоха Жюля Верна завершилась. Мы находимся в начале какой-то новой, не совсем знакомой нам эпохи. Нам предстоит выработать стратегию и стереотипы отношения к этой новой эпохе. Наша задача — научиться жить в ней. Грустно расставаться с эпохой Жюля Верна!

Вадим Грачев

«Человек до тех пор будет изобретать машины, пока машина не пожрет человека» — Жюль Верн, 1863 год.
Ещё полтора века назад нам был поставлен пророческий диагноз.

Затерянный остров

Острова Тристан-да-Кунья в Атлантическом океане, воспетые в литературе Жюлем Верном и другими писателями, — самая удалённая в мире территория, населённая людьми. До любой ближайшей суши отсюда почти 3000 км.

На островах нет рептилий, бабочек, млекопитающих. Исключение — завезенные человеком мыши и обитающие у берегов тюлени. Зато есть уникальные эндемичные виды, которых нет больше нигде, в том числе самая маленькая в мире нелетающая птица — тристанский пастушок. Из всего архипелага обитаемый только один остров. Проживают здесь постоянно менее 300 человек, все являются потомками 15-ти первоначальных колонистов, заселившихся на протяжении 19-го века. У островов нет постоянного пассажирского сообщения с Большой землёй, выехать «в свет» можно только с оказией — на научном, рыболовецком судне, либо вертолётом.

Жить здесь, должно быть, очень необычно, трудно, но и весьма романтично. Вот уж про кого действительно можно сказать «затерянные в океане!»

Жюль Верн тот ещё расист (устами Паганеля):

«Ягуар — свирепый хищник. Одним ударом лапы он сворачивает шею лошади. Стоит ему однажды отведать человеческого мяса, как он алчет его снова. Больше всего он любит лакомиться мясом индейцев, затем негров, затем мулатов и, наконец, белокожих».

— Я очень рад, что стою на четвёртом месте, — ответил Мак-Наббс.

Вадим Грачев