7 сентября 2021 года от коронавируса скончалась настоятельница Феклиной пустыни матушка Виталия. Сегодня годовщина. За ее жизнь боролись до последнего. Молились, собирали деньги на спецпитание, поддерживали как могли. На страницах обители в социальных сетях регулярно обновлялась информация о состоянии здоровья матушки. И каждое сообщение отзывалось во всем православном мире – матушку любили многие. Но 7 сентября на страницах появилась ее черно-белая фотография. Позднее пришло подтверждение – настоятельница женского монастыря в Сенино почила о Господе.
Козельская епархия, калужская митрополия, все православные, кто хоть раз бывал в Феклиной пустыни, не могли сдержать слез.
Впервые о том, что матушка Виталия (Кочетова) заболела коронавирусом официально в Козельской епархии подтвердили 19 июля, но еще за две недели до этого обитель была закрыта для паломников “в связи с эпидемиологической ситуацией и заболеванием среди насельниц” – так было написано в пабликах Феклиной пустыни.
Игумения Виталия проходила лечение в больнице. Болела она тяжело. “Она в очень тяжелом состоянии”, – сообщали сестры обители в конце июля. Верующие продолжали молиться о здравии настоятельницы. И в какой-то момент ей не понадобилась реанимация. Появилась надежда.
26 августа матушка вновь была переведена в реанимацию. Через два дня, рассказал епископ Козельский и Людиновский Никита, у игумении случилась остановка сердца, она была введена в медикаментозную кому, подключена к ИВЛ.
1 сентября сестры обители сообщали, что состояние настоятельницы остается крайне тяжелым, без положительной динамики.
Из комы матушка Виталия не вышла.
Игумения Виталия (Кочетова) – одна из основательниц Феклиной пустыни, первого женского монастыря Козельской епархии со времен царской России. Приехав в 2005 году в Сенино, где тогда был лишь разрушенный храм, матушка взялась активно возрождать святое место. Она вспоминала, что это далось ей непросто. Пришлось пройти через много искушений и проблем. Но шесть лет назад одна из красивейших обителей России была открыта. Сюда потянулись паломники со всей страны, которых матушка Виталия всегда встречала с большой радостью. “Монах должен быть радостным, по-другому не может быть”, – говорила игумения.
К этой радости припадали многие.
Матушка Виталия активно занималась благотворительностью, открыла на территории монастыря богадельню, помогала болящим бабушкам и дедушкам Козельского района, собирала помощь для многодетных. Так ее чаяниями в козельской епархии появилось православное сестричество.
Предлагаем прочитать прошлогоднее интервью с матушкой Виталией. Теперь, все сказанное настоятельницей, обретает новые смыслы.
«Однажды я не выдержала трудностей и сбежала в Козельск». Беседа с игуменьей Успенской Феклиной пустыни матушкой Виталией (Кочетовой)
Эпизод, который говорит о человеке больше всех слов. Престольный праздник обители в Сенино. Прихожане и гости после торжественного богослужения и крестного хода несколько часов подряд буквально не дают игумении прохода. У одних вопрос, у других предложение, у третьих – беда; много и тех, кто хочет сфотографироваться. Никому ни в чем матушка Виталия не отказывает, параллельно успевая давать распоряжения сестрам обители, ведь впереди трапеза, гостей надо накормить, дать отдохнуть. И за все эти часы улыбка даже на долю секунды не сходит с ее светлого лица. «Когда ты несешь свет, люди уезжают отсюда радостными, — скажет матушка в тот же день нашему корреспонденту. За этой радостью мы и приехали в Успенскую Феклину пустынь снова. А еще – за откровенной историей о женщине, которая не свернула на тяжелом пути к Богу, смогла восстановить в забытой всеми деревне разрушенный храм и собрать вокруг себя сестер со всей страны.
«Я была захожанкой»
— Матушка, готовясь к интервью, мы прочитали, что Вы приняли таинство Крещения в 21 год, но к Богу пришли еще позже. Расскажите о своей дороге к вере.
— Я жила в Волгограде и много путешествовала по другим городам, посещая местные храмы. Для меня всё это было необычно – таинственно, мистично. Не было такого человека, который бы мне сказал, что мир сотворил Господь. Потом я увлеклась трудами Николая Рериха, интересовалась, как он искал Шамбалу. Но когда я в очередной раз пришла в храм, то мне стало по-настоящему интересно, а через Причастие Господь мне дал благодать – радость и любовь. Проходило время, и я снова шла на Причастие ради рая в душе, совершенно не понимая никаких церковных правил. Я могла мяса наесться, никакой молитвы не знала… думала, достаточно произнести «Господи, помилуй» и свечку поставить. Я была захожанкой.
Но однажды я стояла в очереди к Причастию – вся такая разодетая, накрашенная. Ко мне подошла одна бабушка и спрашивает, исповедовалась ли я? Отвечаю, что нет… Узнав, что я даже не крещёная, она меня вытолкала из очереди и отругала, а потом выгнала из храма. Как я потом плакала! Но это милость Божья – меня это встряхнуло, и я поняла, что надо идти креститься.
Я покрестилась, но воцерковлённой я так и не стала, причащалась изредка.
— Но, тем не менее, как мы сейчас знаем, Вы углубились в веру. Из захожанки превратились в прихожанку. Помните тот момент, после которого Вы таинства стали воспринимать уже осознанно?
— Это было во время одной из моих поездок по храмам. Я однажды я приехала в другой город и попала к батюшке, который спросил, есть ли у меня духовный отец, потому что хотел меня к себе взять. Но потом ещё раз взглядом окинул и сказал, что мне нужен священник-монах. «А кто это?» — спросила я батюшку. Он объяснил, что такие есть в лавре. Это было в конце 80-х.
Про духовного отца я послушала и забыла. А в 96-м году, благодаря звонку моей подруги, снова вспомнила. Она сказала, что неподалёку открыли мужской монастырь, где живут и служат монахи. И мы туда пошли.
Был праздник – всенощная. Вышли монахи в развивающихся мантиях. А подруга шепчет, что на исповедь надо к батюшке. Помню, он был такой молодой, пел красиво, но на исповедь меня не брал долго – смирял до ночи.
Это был мой первый духовник, но и это я не посчитала воцерковлением. Осознанно я стала относиться ко всему, что происходит в церкви, уже когда попала к отцу Варсонофию, он сердце моё расположил к себе и всему научил: как правильно исповедоваться, причащаться, посоветовал молитвослов купить и сказал, что могу к нему ходить и задавать любые вопросы. Вот тогда-то у меня всё встало на свои места. Я поняла, что это – настоящая-то жизнь! Я захотела служить Богу, даже хотела всё бросить, но батюшка сказал, что этого делать не надо. А я на тот момент была в гражданском браке и преподавала в педагогическом колледже.
Кстати, благодаря отцу Варсонофию я впервые узнала об Оптиной пустыни. Батюшка-то мой оказался духовным чадом архимандрита Антония (Гаврилова), поэтому он мне про Оптину рассказывал и часто ездил туда трудиться. Когда он в очередной раз уехал, я уволилась с работы и устроилась уборщицей в монастырь.
«Бог стал для меня воздухом»
— Почему же Вы всё-таки выбрали монашество? Ведь и в миру можно найти спасение…
— Да, но я не знала, как это сочетать. Ведь Бог для меня стал моим воздухом. Поэтому и мир мне было не жаль оставлять. Я ещё когда покрестилась, поняла, что хочу Богу служить, но о монастырях женских тогда ещё никто не заговаривал.
А потом я уже приехала в Оптину, встретилась с отцом Антонием. Он меня оставил здесь жить и потом сказал, что отправит в монастырь. Но у меня пошло сопротивление. Ведь на тот момент я уже закончила духовное училище в Волгограде, прочла много литературы и поняла, что монашество – это серьёзный подвиг. Отец Антоний меня полгода пытался отправить, а я сопротивлялась. Спустя время он сказал, чтобы я ехала к владыке в Усть-Медведицкий Спасо-Преображенский монастырь, это тоже в Волгоградской области. Там я и приняла постриг.
Но так получилось, что мне пришлось уехать из Медведицкого монастыря – старцы сказали, что это воля Божья. Да и сам владыка сказал, чтобы я не возвращалась в его епархию. Он за меня помолился, дал открепительное письмо и прикрепил к батюшке Антонию.
— Так Вы снова вернулись в Оптину?
— Да, но ненадолго. Отец Гермоген – духовник епархии Псковской – меня позвал к себе в монастырь в Творожках. Отец Антоний отпустил. А там болото – климат очень влажный. Я начала болеть очень сильно. И отец Гермоген отправил меня к прозорливому старцу Адриану в Печоры. Я приехала, а батюшка заболел и никого не принимал. Я написала записку, чтобы он помолился за меня. Не успела уехать, а за мной уже бегут: «Батюшка велел немедленно к нему!»
Я к нему зашла, на коленочки встала, а он мне: «Ну, наконец-то ты ко мне пришла. Сколько же я тебя ждал!» Он потом мне сказал, что воля Божья – снова вернуться в Оптину.
И вот после этого я звоню отцу Антонию, а он отвечает: «Я уже жду тебя – есть послушание!». В Оптиной я ухаживала за старой монахиней и жила вместе с ней. У неё уже была старческая деменция, маразм. Она бегала. Ой, сколько с ней приключений было! И вдруг однажды меня батюшка вызывает и говорит: «Всё, ты едешь в Сенино». А здесь уже жили сёстры: батюшка Илий благословил, сказал: будет скит, а потом – монастырь.
Как наркоманов Крестом гоняли
— Сегодня обитель в Сенино – одна из самых красивейших в России, хотя она одна из самых молодых, в Козельском районе-то уж точно самая молодая. Но когда Вы приехали, здесь была совсем другая картина. Вы помните свою первую реакцию, когда увидели деревню, дом, в котором предстояло жить, разрушенный храм?
— Я подумала: «Боже, что же я тут буду делать?..». Дом-бомжатник, из которого все сбегали. Ни средств, ни возможностей. Сенино на тот момент было самым злачным местом. Здесь жили бандиты-уголовники, тюремщики. Постоянные драки, полиция, притон наркоманов в клубе, бане, за складами. Но раз батюшка сказал за послушание, то мы остались – я, мать Феодора, которая сказала, что не бросит меня, и её дочка.
— И как вам, трём беззащитным монахиням, было не страшно среди всего этого?
— А мы с крестом ходили и гоняли их, вежливо пытались разговаривать. Потом они в склады уходили, а мы за ними – с чётками, с любовью. Нас же Господь прислал сюда. Администрация с полицией к нашим «рейдам» присоединялись. И потом тихо стало, перестали сюда ездить нехорошие люди, и деревня стала меняться. А мы потихоньку начали тут всё благоустраивать, и к нам стали приезжать сёстры разных возрастов и судеб.
Сейчас у нас около 50 сестёр. Много молодых. Вот, Фёкла. Закончила православную гимназию в Козельске и приехала к нам вместе с мамой. А Даша, которая здесь воспитывалась, поступила в московский институт. Когда она сюда с девочками-однокурсницами приезжала, то они рассказывали, какая Даша необыкновенная: она – другая. За это её уважают и любят.
Вот многие говорят, что православные все затырканные, немытые, нечёсаные. Я ещё в миру с этим столкнулась, когда молодая была. Жила в монастыре и держала экономское послушание. Бывало, приедешь на завод за милостыней, начнёшь с людьми разговаривать по-доброму, а они в ответ: «Мы думали, что монахи все грязные и не могут двух слов связать».
А в монахи Господь выбирает самых лучших. К Богу не идут ради какой-то выгоды, а только по любви к Нему.
«От трудностей даже сбежала однажды»
— Матушка, о том, что Вам пришлось пережить, пока вы с сестрами восстанавливали храм, уже много сказано. Как у вас воровали оборудование, как вы преодолевали бюрократические трудности, как порой голодали… А какой момент был самым тяжёлым?
— Когда ты всё наперекор делаешь, как тебе надо, а не Богу – вот это тяжело. В монастырях законы другие – здесь все не как ты запланировал, а как Бог даёт. Тебе нужно смириться, а когда ты не смиряешься, начинаются и скорби, и слёзы, и трудности.
От трудностей я даже сбежала однажды. Рабочие наши, что храм восстанавливали, с золотыми руками были. Но всё портил мат, сигареты, алкоголь. А я же книжек начитались, как раньше строили: что иконописцы, что строители постились, были благочестивые. А сейчас нет таких. Одного, что сидел на куполе, попросила не курить, а он мне в ответ: «Вы вообще ничто, вы – антихристы». Я не выдержала и написала батюшке сообщение: «Я так строить храм не буду». И сбежала в Козельск, но потом вернулась…
У нас местные жители деревянный храм строили. Тоже все с золотыми руками. А как деньги получат, так напьются, не доделав работу. Дождь идёт, крыша не закрыта, а я их ищу… Надо было потерпеть. Хотя можно было пойти по лёгкому пути – купить готовый сруб, привезти и собрать. Но мы хотели местных жителей привлечь, чтобы они воцерковились, а их потомки потом пришли и сказали, что это их дедушки храм построили.
— Обитель всегда преображает пространство вокруг. В этом плане ваша история похожа на историю монастыря в Клыково. Там раньше так же все вокруг умирало, теперь – жизнь.
— Вы знаете, некоторые говорят, что мы строим себе дворцы. Но это всё не наше. Всё это – монастырское. Мы – монахи, мы – нищие. Мы строим Богу и корпус, и дом. Вот и ограду поставили, и коммуникации стали тянуть. Местные, следуя нашему примеру, тоже красоту начали наводить – заборчики, цветочки, удобства. Люди стали сюда ездить. Жители благодарят до слёз, что деревня начала возрождаться. Без храма и монастыря, быть может, Сенино уже не было. А так потихоньку всё возрождается. С администрацией деревни стараемся газ провести побыстрей. Нам идут навстречу.
Многие начали переезжать сюда из других городов, селятся рядом с нами. Но вот беда – местные, глядя на всё это, начали поднимать цену на дома. Алчность: если монастырь, значит, надо втридорога брать. Но некоторых удается воззвать к совести, уступают.
О том, какими мыслями и делами живёт сегодня матушка Виталия и сёстры обители, а также, почему Фекла однажды стала покровительницей женского монастыря в Сенино, какие чудеса здесь происходили и происходят каждый день, читайте во второй части интервью.
Максим Васюнов и Евгения Симонова
05.03.2021