Скоропостижная кончина протоиерея Георгия Ореханова потрясла многих людей по всей России. Как личную трагедию переживали эту потерю в Козельске, в котором известный церковный историк и ученый часто бывал. Не только потому что приезжал в Оптину пустынь, но и потому что занимался исследованием творчества великих русских писателей – пути многих из них прошли через древний город. Часто в последнее время отец Георгий посещал козельский краеведческий музей и даже придумывал с козельчанами совместный проект, связанный с последними днями Льва Толстого. Ореханов признавался лучшим толстоведом России.
20 января 2020 года в СМИ сообщили об уходе батюшки. Сердце. За полгода до этого скорбного дня мы общались с протоиереем во время его очередного визита в наш город. Публикуем расшифровку этой беседы.
«Это не просто модный писатель»
– Отец Георгий, в Оптиной с успехом стартовал лекторий. Поздравляю вас с этим; знаю, что вы были одним из инициаторов такой формы общения монастыря с мирянами. Причем, насколько я понимаю, есть желание, чтобы лекторий посещали даже неверующие. Но как вы думаете, зачем им эти лектории? Разве они пойдут на них?
– Мне кажется, что это для всех чрезвычайно важная история. Понятно, что Оптинское старчество и Оптинский скит для современных молодых людей, если у них опыта церковной жизни нет, это некоторая абстракция. К этому надо еще как-то подойти и как-то разобраться в этом. И если монастырь сам делает шаг тебе навстречу, то зачем это игнорировать? Тем более монастырь не просто что-то рассказывает, но и показывает: например, исторический контекст: для современного молодого человека очень важно все посмотреть и пощупать руками. И с этой точки зрения Оптинский лекторий призван стать путем в Церковь для многих людей. Будем надеяться, что так и произойдет.
– Герой сегодняшнего лектория – Толстой, который тоже искал в Оптиной путь в Церковь. Правда, или не нашел, или что-то помешало ему признаться в этом поиске. Вопрос мой о последнем визите Толстого, уже после его ухода из дома. Известно, что писатель трижды пытался зайти в скит, трижды сворачивал. Не кажется ли вам, что именно в этот момент совершалась главная драматургия его жизни? Даже не в Астапово, где он умирал. Более того, есть мнение, что зайди он в скит, покайся у старца, то, глядишь, поменялись бы антирелигиозные настроения в обществе и, может быть, будущее страны сложилось бы по иному сценарию…
– Понятно, что здесь можно много чего напридумывать. Толстой, конечно, был интеллектуальным авторитетом, для кого-то даже духовным авторитетом, но чтобы влиять на события – это вряд ли. Вообще вы задали содержательный вопрос. Потому что Томас Манн в известной статье «Гете и Толстой» говорит о том, что, если бы Толстой был жив, может быть, войны бы не произошло. Но мне кажется, что это фантазии. Никто никогда из реальных политиков, а тем более в тот момент, не прислушивался к мнению богоискателей. Даже таких авторитетных, как Толстой.
Раз мы этой темы коснулись, то напомню: в 1910 году, когда Лев Толстой умирает, уже, как мы сейчас понимаем, идет подготовка к мировой войне, уже и политические кризисы, в том числе на Балканах, происходят. Поэтому вряд ли Толстому удалось бы что-то изменить. Что касается духовной жизни самого писателя, то да, для него зайти в скит было решающим моментом.
– Тогда давайте разберемся, кем был Толстой для современников. Ведь это сейчас мы понимаем, что он был еретиком и в своем конфликте с Церковью играл на общественном мнении. Но в те годы многие пошли за его идеями. Даже неглупые люди шли: например, поначалу толстовством увлекся святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Что это – авторитет, манипулирование, мода, что-то еще?
– Конечно, Толстой не просто модный писатель. Модных тогда было много, но они никакого влияния на духовную ситуацию не оказывали. На мой взгляд, конфликт Толстого с Церковью – вторичен. Это следствие чего-то более важного для самого Толстого. И вот это более важное для Толстого оказалось важным для всех мыслящих и ищущих современников. Речь о поиске выхода из той ситуации, в которой оказалось тогда русское общество. И не только русское.
В любой европейской стране были свои «Толстые». В Германии был Ницше. В Дании – Кьеркегор, были такие люди во Франции и так далее. Все потому, что европейское общество в тот момент приходит к некоторому тупику: с одной стороны, наблюдаются успехи науки, философской мысли, появляются Дарвин, Маркс, те люди, которые стали властителями дум, но, с другой стороны, к чему они приводят европейского интеллигентного человека? К тому, что никакой метафизики и ничего трансцендентного в жизни нет. Есть только мир и его жестокие законы – борьба за существование, классовое общество и так далее. Но человеку этого мало. Потому что человек очень остро ощущает: если метафизики нет, то для чего я живу? Кратко эту мысль сформулировал герой Достоевского, современника Толстого: если Бога нет, то все позволено. А если все позволено, значит, нет бессмертия, нет бессмертной души. Что тогда стоит моя земная жизнь? Вот краткий конспект этих переживаний. И значимость Толстого заключается в том, что он именно в эту точку и бил. Он именно в этом направлении начал свои поиски, начал свои проповеди, в которых объявил, что жизнь общества абсолютно бессмысленна, бессодержательна и человеческая душа требует чего-то другого.
«Карфаген должен быть разрушен»
– Толстой писал и о социальной неустроенности. Это всегда пользуется спросом у читателя.
– А это уже второй момент, который сделал проповедь Толстого актуальной. Он обратил внимание мыслящего русского общества на социальные язвы, на бедность и непросвещенность крестьянства, на его страдания, на его нищету, на очень тяжелую жизнь крестьян. А это для русской интеллигенции была очень больная тема. Существовал некий комплекс вины. Откуда берутся хождения в народ в 70-е годы XIX века? Люди чувствуют свою вину перед крестьянами, перед русской деревней. И Толстой показывает, что это реальная вина: в то время, когда мы, люди просвещенные, получаем огромные гонорары и ведем распущенную жизнь, буквально миллионы наших соотечественников голодают.
– А каковы были истинные цели такой проповеди? Сейчас, например, многие блогеры об этом же говорят, но делают это для количества лайков.
– Толстой верил в то, что ему удастся что-то изменить в обществе. Тем более приближенные Толстого его в этой вере укрепляли. И самое главное: сейчас мы твердо можем сказать, что надо было менять: аграрный вопрос был самой болевой точкой русской жизни. Русское правительство этой проблемой, к сожалению, очень поздно стало заниматься. Появился Столыпин, он в 1906 году стал министром внутренних дел и начал что-то менять, но было уже поздно. А Толстой просто раньше об этом заговорил.
– Вероятно, на этой волне его и полюбили большевики. И не только за критику аграрной сферы.
– Это видно из знаменитой статьи Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». Он прямо пишет: Толстой является их спутником и единомышленником в том, что, как сам писатель говорил, «Карфаген должен быть разрушен». Это государство, – говорил Толстой, – несет только зло, тюрьмы, ссылки, нищету, бесправие; это государство богатых должно быть разрушено. Большевики считали так же. Только методы борьбы были разные: Толстой был против насильственных методов, а большевики – за. Вот и вся разница.
– Но что большевики! Многие и многие считали так же. Разве это не еще одна причина популярности Толстого у интеллигентов?
– Это в программу интеллигентов всегда входило. Не толстовские призывы отказаться от алкоголя и курения были популярны в той среде, а как раз призыв разрушить существующий строй, призыв, направленный против государства и Церкви. И здесь ситуация парадоксальная. Потому что для самого Толстого идея разрушения государства была наименее ценной, он говорил все-таки, что все должно происходить на духовном уровне, в духовном контексте, но для представителей интеллигенции в учении Толстого именно протест был самым ценным.
«Современный человек теряет интерес к религиозным вопросам»
– И тут уместно перейти ко дню сегодняшнему. На лекции вы сказали, что толстовцев много и в наше время. Просто не все понимают, что они толстовцы. Почему это актуально и сегодня? Кто в наше время идет за Толстым?
– Для начала надо сказать, что религиозная ситуация в современном обществе не похожа на ту, что была 100 лет назад. Тогда все-таки все русские люди были, как правило, крещенными. И какое-то представление о церковной жизни они с рождения получали. Сейчас – не так. Во-первых, большевистский каток за 70 лет уничтожил в этой области всё, что можно. Во-вторых, мне лично представляется, что последние 30 лет очень сильное влияние на наше общество оказывает происходящее в Европе. То, что мы называем секуляризацией и постсекуляризацией. Современный человек вообще теряет интерес к религиозным вопросам. В журнале «Фома» недавно был опубликован текст о том, возможна ли реставрация атеизма на русской почве. А мне лично кажется, что вопрос не совсем правильно ставится, потому что атеизм – это акцентированная идейная позиция. Любой атеист поясняет, почему он не верит в то и почему верит в это, в науку например. С этой точки зрения, современных людей, которые ни во что не верят, трудно назвать атеистами. Просто для них эта сфера не представляет никакого интереса.
– То есть она им «по барабану», будем говорить прямо?
– Да. И в этой ситуации человек, если он какой-то религиозный поиск начинает, очень часто идет по пути Толстого. Он не верит в церковное учение, он не верит в спасение в Церкви, не верит в то, что мы называем традиционным христианством, и начинает домысливать или открывать для себя какие-то новые духовные явления. То есть он сам создает себе свою религию. И в этом много от толстовства, от рационального отношения к вере.
Очень много от толстовского критерия: мол, для меня подлинным может быть только то, что не противоречит моему разуму. А даже самое простое рассуждение на эту тему показывает, насколько эта точка зрения ошибочная. Это, кстати, прекрасно понял Достоевский. Потому что помимо того, что есть в сфере моего разума, есть еще нечто иррациональное, есть еще сверхсознание, подсознание и так далее. То, что совершенно в другой области существует. А с этим как быть? Эти же явления нельзя отрицать.
А сейчас еще новый мотив появился: то, что мне пользу приносит, то, что создает мое благополучие, мой комфорт, успех, – вот это реально, а вся ваша метафизика – это какие-то сказки.
«Человек никогда не интересуется Толстым просто так»
– Но, видимо, где-то, пусть даже на том же подсознании, люди понимают, что это все пути ошибочные. После вашей лекции я разговаривал со старшим научным сотрудником музея в Ясной Поляне Еленой Викторовной Белоусовой, и она поделилась своим наблюдением: на экскурсиях всегда интересуются духовной катастрофой Толстого, конфликтом с Оптиной в том числе. И мы сошлись во мнении, что не просто так людей волнует эта тема: на самом деле через эту историю они хотят получить ответы на личные вопросы.
– Да, конечно, я просто в этом уверен. Я много раз в Ясной Поляне в таких беседах участвовал. Человек никогда не интересуется Толстым просто так. Если человек приехал в Ясную Поляну, если он открыл Толстого, если у него возникли какие-то вопросы, значит, он сам находится в поиске. И потому чтение Толстого может принести ему пользу. Сегодня на лекции меня спросили: «Что почитать у Толстого для духовного самосовершенствования?» Мне кажется, человеку, который уже в Церкви, в этом Толстой как раз мало может помочь. Но вот тем, кто делает первые шаги в этой области, чтение Толстого может много пользы принести. Особенно чтение дневника писателя.
– Вы много преподаете, общаетесь с молодыми людьми. Есть ли у них интерес к Толстому? И каким они его воспринимают?
– Я какого-то особого интереса к Толстому не замечал. К Достоевскому гораздо больший интерес.
– Это радует вас?
– Меня радует. Потому что я сам Достоевского люблю с детства. И мне кажется, что размышления над творчеством Достоевского очень могут человеку помочь.
– Но Достоевский дает более трудный путь, нежели Толстой.
– Более трудный, но более прямой путь. Путь к Богу, можно сказать. Потому что Достоевский все слабые позиции Толстого очень четко прочувствовал. И эту его рациональность, и панморализм, то есть акцент на моральное учение, что человек должен быть добрым. А как он может быть добрым без Христа? Какой у него ресурс для этого есть? Достоевский всю жизнь объяснял, что это невозможно. Мораль без Христа – это фикция.
«Скептически отношусь к тому, что мы восстановим потерянные корни»
– Еще один гость Оптинского лектория – богослов, писатель Олег Михайлович Сенин – заметил, что это событие – шаг к возрождению не только традиции старчества, но и традиций русской культуры и преподавания. Вы, как ученый-гуманитарий, как считаете: сколько нам нужно времени, чтобы восстановить свои корни, то отношение к культуре и образованию, что были при Достоевском и Толстом?
– Я с сожалением должен констатировать, что совершенно не уверен, что мы их восстановим. Потому что попытки восстановить эти корни присутствуют, но, с другой стороны, попытки разрушить эти корни тоже налицо, и мы являемся свидетелями этого. Я вам приведу один простой пример, совершенно идеологически не окрашенный. Я недавно был в Саратове. Там есть замечательная инициатива – «Дом Франка в Саратове». Это проект, поддержанный Фондом президентских грантов, посвященный, на мой взгляд, самому великому российскому философу XX века Семену Франку. И прекрасно, что они это начали. Но в том же Саратове три года был губернатором Петр Столыпин, и на пост министра внутренних дел он был поставлен из Саратова, но там до сих пор нет дома-музея Столыпина. Почему, спрашивается? Я не хочу никого обидеть в Саратовской области, но у меня складывается впечатление, что это никому не нужно. Вот как тут восстановить корни? Теперь я вам вопрос задаю.
– Увы, могу только добавить, что ситуация, когда никому ничего не нужно, — повсеместная. И это уже стало приметой нашего времени.
– Теперь вы понимаете, почему я скептически отношусь к тому, что мы восстановим потерянные корни, свой гуманитарный фундамент? Я не говорю, что этого не произойдет: мы все должны в этом направлении работать, по крайней мере стараться. Должны делать все, что от нас зависит. Но исход этой борьбы неизвестен нам.
– Но ведь нам повсеместно говорят, например с телеэкранов, что мы всё восстанавливаем, возрождаем…
– Что мы возрождаем, давайте посмотрим. Вот, например, сто лет расстрела Царской Семьи. Как мы все, все наше русское общество вспомнили об этом трагическом событии?
– Я анализировал, как вспомнили об этом федеральные каналы и наша пресса. Вспомнили статьями и документальными фильмами очень плохого качества, в духе желтой прессы…
– …и художественным фильмом «Матильда»! Вот всё, что мы сумели высосать из пальца. Это значит, что мы абсолютно равнодушны и к Царской Семье, и к революции. С моей точки зрения. Может быть, я слишком мрачно на все смотрю.
Другой пример. Дискуссия по поводу сериала «Чернобыль». Я вам советую посмотреть. Он интересный. Я начал смотреть и не смог оторваться. Много клюквы, есть голливудские штампы, это да… Но мы-то ничего даже рядом не сделали! А американцы на самом деле косвенными путями показали подвиг советского народа. Ну как это может быть, как это вообще можно себе представить?! А вы знаете, что американцы сейчас снимают сериал про Государя и его Семью? И я уверен, что это будет в сто раз лучше «Матильды». Да, у нас будет много критики и нареканий в адрес этого фильма, но он не будет такой фальшивкой, как «Матильда» – это же просто плевок в лицо всем нам, русским и не русским людям.
– А то, что происходит вообще на современном телевидении, – это не плевок во всех нас?
– Плевок. И поэтому возвращаюсь к вашему вопросу: я не знаю, как мы будем корни восстанавливать. Будем как-то, с Божией помощью.
Подготовил Максим Васюнов
Запись беседы: 30 июня 2019 года, Козельск.
Размышляя о Льве Толстом