Итак, я вновь еду в Суоненъёки, на ту же ферму, где работал в прошлом году. Но только там всё порядком изменилось. Как я уже упоминал, у старого Ханну было трое детей: дочка Таня, сын Тармо (что в переводе на русский значит «энергия») и сын Ярки (по-русски – «разум»). Такой вот он был экстравагантный папаша. И вот когда отец достиг пенсионного возраста, сын-Энергия, видимо, настолько стал энергичным, что решил спровадить папашу из родного дома в дом престарелых, и отобрать у него ферму. По финским законам, очевидно, это возможно. Была куда-то спроважена и не совсем старая Хилья. В общем, Ханну я больше не видел, а Хилью где-то случайно встречал один раз в магазине, да еще она раз, или два заезжала к нам на ферму. Она, кстати, меня узнала и мы с ней мило побеседовали. Но об их дальнейшей судьбе я больше ничего не знаю, хотя Света из Лахти поддерживала с Хильей связь.
Вышел я из поезда на станции Суоненъёки, нагруженный лахтинскими продуктами на первое время, и меня встретил на машине, точно не помню, который из братьев, но думается, что Ярки – сын-Разум. Он немного говорил по-английски, поэтому мы вполне нашли общий язык. Приехали на ферму. Первое, на что я обратил внимание, это беспорядок. Сразу видно, что Тармо – это не Ханну. У того, хоть он был грубым, медленным, громким, беспардонным, но ферма содержалась в образцовом порядке: поля прополоты, газоны выкошены, мусор убран, техника в порядке. Здесь такого не было, к сожалению. И со временем эта картина усугублялась. Спустя несколько лет, я проезжал мимо этой фермы, и увидел там полное запустение, только кусты конского щавеля буйно росли на бывших клубничных грядках. Не знаю, жива ли эта ферма сейчас, и как там состояние. Тармо встретил меня, в общем, нормально, поселил в том же домике, где я жил и в прошлом году. Только и тут был бардак: зимой хозяин, видимо, ловил рыбу в озере, а чистил ее в этом летнем домике, так что мне пришлось долго воевать с рыбьей чешуей и всяким мусором прежде, чем домик приобрел надлежащий вид. Клубники зрелой почти не было, и меня ждала работа по прополке клубничных грядок и выкашиванию междурядий и газонов триммером. За это платилась почасовка.
Еще одно не очень хорошее обстоятельство ожидало меня: в ближайшие две недели я не произнес вслух ни одного русского слова. С Тармо и Ярки я говорил по-английски. Кроме меня здесь работали человек 5-6 эстонцев – 1-2 парня, и остальные девушки. Они не знали английского, не знали толком даже и финского, а балакали только по-эстонски. Поскольку финский и эстонский языки похожи примерно как русский и белорусский (оба относятся к финно-угорской группе), то эстонцы и финны в общем-то друг друга понять способны. За то время, что я работал в прошлом году, и в последующие месяцы я немного подружился с финским языком, но только совсем немного: мог читать, понимать какие-то отдельные слова, фразы и кое-что произносить. Помню, что тогда еще, год назад, я строил всякие фразы, типа anna mule yksi puhelinkortti olahuva – дайте мне одну телефонную карточку, пожалуйста. Или mina Venalajnen mansikkan pojkka, mina haluan kahviesta elika teesta – я русский паренёк по сбору клубники, я хочу кофе, или чая. А когда Хилья ходила с проверкой по полям, я уже сочинял афоризмы: ej jola marja – ej jola raha — нет ягод – нет денег.
Зарплата по-фински звучит очень смешно для русского уха: «палка», и я уже шутя просил Хилью: «дайте мне большую зарплату» — anna mule palean palkka. Прощаясь, финны говорят: hyvaa matkka (матка – это дорога, то есть «счастливого пути»). Эти и много других фразочек по-фински у меня были в запасе, и мне приходилось их использовать, чтобы хоть как-то изъясняться с эстонцами. Кстати, одна из эстонок была невестой Тармо, так что традиция жениться на эстонках продолжалась. Остальная группа – это, видимо, были друзья невесты, так что он сильно не заставлял их работать. Вставали они, когда хотели, работали тоже как бы нехотя. Но я с ними мало общался, у меня была своя почасовка. Мне только надо было каждый вечер договориться с ними – во сколько начинаем работу завтра (huomena): в шесть (kuusi), или в семь (sejceman), остальное было не важно. В свободное время читал книги, писал письма домой и друзьям, получал от них ответы, и ждал, когда приедет Витя. Иногда, кстати, в выходной можно было наведаться в город, за 18 км, купить телефонную карточку и позвонить хоть в Россию, хоть в любую другую страну. Звонил домой, в том числе и Вите, а также Марьяну и другим друзьям. Вите говорил: «Витя, поедешь из дома, вези побольше продуктов. Здесь все довольно дорого».
Наконец, минуло две недели, и должен был приехать Витя. Мы с Ярки едем его встречать на станцию. Приезжаем минут за 20 до прибытия поезда (Витя тоже ехал поездом, как и я. Кажется, из России он доехал автобусом до Лаппеенранты, а оттуда на знакомом нам поезде, что идет из Хельсинки в Оулу). Подходит время прибытия поезда. Его нет. Проходит 20, 40 минут, час – всё нет поезда. Кажется что-то объявили, и Ярки мне говорит, что поезд задерживается часа на полтора по техническим причинам – совершенно не характерная для Запада ситуация, обычно техника там ходит как часы. Идём с Ярки в кафе, он угощает меня кофе, прогуливаемся по городишку (только так можно назвать этот, по сути, поселок, имеющий примерно тысячи четыре населения), проходит часа 2-2,5 с начала ожидания, и только тут появляется Витя! Причем появляется не на поезде, а на автобусе. Оказывается, на железной дороге что-то сломалось, где-то посередине между Лаппеенрантой и Суоненъёками, и поезд дальше не смог идти. Они долго ждали, Витя не понимал, что произошло, наконец, ему объяснили, раздобыли автобус, посадили в него всех немногочисленных пассажиров поезда и повезли куда нужно. Из всех же продуктов Витя привёз… две банки тушенки. В этом был весь Витя, хоть ругайся, хоть смейся над ним. Но в целом, товарищем он был очень хорошим, каковым остается и сегодня, почти 20 лет спустя. Что в нем было еще замечательным – это чувство юмора, это вообще один из самых весёлых и юморных людей, кого я знаю. Помню, когда мы с ним ходили в магазин (а в это время Финляндия уже перешла на евро), он говорил:
— Запомни, наши цены от нуля до единицы, и не более того!
То есть, нельзя покупать что-либо дороже одного евро. За корзинку собранной клубники, кстати, тоже платили в разгар сезона, по-моему, по евро. Если это начало, или конец сезона, и ягод становилось мало, то цена поднималась.
В короткое время Витя освоил все мои «британские манеры» по сбору клубники, и мы с ним, особенно на фоне неторопливых и недисциплинированных эстонцев, стали, конечно, «топ-пикерами», или лучшими сборщиками. Плюс мне еще постоянно Тармо давал «over time» — сверхурочную работу по выкашиванию травы, так что скучать не приходилось. Хорошим подспорьем была также баня – сауна на берегу озера. Ее мы топили, как и год назад, ежедневно, а иногда, если, например, шел дождь, и было холодно, даже и по два раза в день. Еще раз повторю, что у Тармо порядка на ферме было мало. Если при Ханну мы, хоть чувствовали как бы давление с его стороны, все было продумано и организовано так, чтоб мы не проводили в праздности лишнего времени, чтоб постоянно работали, то был и порядок. Тармо же особо нас не напрягал. Он часто устраивал со своими эстонцами кутежи и попойки, а на второй день мог вообще не проснуться ко времени начала работы, и мы час-другой коротали дома, пока, наконец, он не продерет глаза и не вылезет на улицу с указаниями, что нам делать. В общем, тогда я усвоил политическую истину: сильный руководитель, даже если подданные его и недолюбливают, внушает уважение, слабый же и разболтанный, каким бы он снисходительным не пытался быть, вызывает у поданных совершенно противоположные чувства. В эти дни я часто вспоминал работу под началом Ханну, и думал: «как-то он там, бедный, в доме престарелых? Не такой уж и престарелый, и хозяин крепкий».
Работа шла своим чередом. Среди этих дней запомнилось одно ЧП. Это был июль, макушка лета. Иногда в это время бывают и затяжные дожди с холодами, но чаще всего – жара. Один из дней был особенным. Уже с утра была подозрительная жара, тишина и отсутствовала роса на траве – яркий признак приближающейся непогоды. К обеду зной стал невыносимым. Мы уже заканчивали сбор клубники, как увидели поднимающуюся с востока иссиня-чёрную тучу. Она быстро приближалась. Закончили работу, убрали корзинки с клубникой в холодильник, убрали сушившееся на улице белье и прочие вещи. Туча обложила уже полнеба. Поднялся страшный ветер, превратившийся в вихрь, хлынул ливень, засверкали молнии и отчаянно загремел гром. Казалось, что по крыше катают огромные валуны – такой силы были его раскаты! На озере поднялся настоящий шторм, волны доходили чуть ли не до бани! Примерно около часа бушевала стихия, а бед наделала столько, что их потом очень долго разгребали.
Достаточно сказать, что во всем этом регионе три дня (!) не было электричества – случай исключительный. Деревья, особенно сосны, вырывало из земли пачками, они завалили всю дорогу, и долгое время машины не могли ходить. Постепенно и коммунальные службы, и сами люди пропиливали себе дорогу через этот бурелом. Кстати, в это время, по-моему, на ферму наведывалась Хилья, кажется у ней были в холодильнике замороженные продукты, и нужно было забрать какие-то вещи из дома, который экспроприировал у нее пасынок-Энергия. Помню, что она щедро одаривала нас с Витей продуктами из морозилки, которая на вторые сутки без электричества уже разморозилась, и замороженная там дорогая и вкусная рыба, мясо могли бы пропасть. Так что для нас это был «пир во время чумы». Эти три дня мы ходили умываться и чистить зубы прямо в озеро, а еду готовили на берегу озера в беседке на очаге. У них, как и у многих финнов, была обустроена прекрасная беседка на берегу озера с крышей и скамейками. Стен не было, только четыре столба, четырехскатная крыша, и 2-3 венца сруба снизу. В центре беседки сложенный из камней очаг, очень красивый и практичный, а в центре крыши отверстие для выхода дыма. Только спустя три дня дали электричество и жизнь вернулась в привычное русло.
Июль завершался. Сезон сбора клубники подходил к концу. На ферме оставалась лишь эстонская невеста Тармо, и пара ее фрейлин, да мы с Витей, как самые ценные работники. В конце нашего пребывания Тармо сказал, что он сможет нас, как лучших работников, в качестве поощрения отправить работать еще на месяц к своему дяде собирать малину, которая всегда начинается после клубники. Дядя живет по другую сторону от Суоненъёков, километрах в 50 отсюда. Так и вспомнилась Галина Пёллонен: «За 50 килОметров!» Последний день работы был у нас веселый, мы дурачились, понимая, что уезжаем отсюда, бегали по бороздам и кидались клубникой. Возле бани я нашел валявшиеся большие ножницы фирмы Fiskars – то ли Тармо их выбросил, то ли потерял, в общем-то при его безалаберности могло быть и то и другое. Я решил, чтоб добро не пропадало, забрать их с собой в Россию. И вот прошло уже почти 20 лет, а эти ножницы находятся у меня на рабочем столе вместе с ручками и карандашами, и я ими постоянно пользуюсь. Это у меня единственная память о той ферме, где я работал два лета подряд. Как я уже упоминал, еще один только раз, спустя несколько лет, я проезжал мимо этого места на Мусеоканаву, и видел запустение и беспорядок. Больше на этой ферме я не был. Прекрасным теплым летним вечером в конце июля Тармо отвез нас с Витей к своему дяде собирать малину, там и закончилось для нас это насыщенное приключениями лето 2002 года. Но об этом речь впереди.
Вадим Грачев
ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ:
Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 1
Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 2
Первый раз в Финляндии. Лето 2001. Часть 3
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть первая. Как мы доили коров и что из этого вышло
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть вторая. Как мы перестали доить коров и что из этого вышло
Второй раз в Финляндии. Лето 2002. Часть четвертая. Лето продолжается: собираем малину в Рополе